– Да я…
– Да ты поешь, выпил же, закусить надо…
Рехнулась она, что ли… Иду за Нинкой, пол качается под ногами, тпру, стоять, ком-му сказал… не, Нинка у меня вообще золотая баба, зо-ло-та-я… для такой не то что на фабрике гробиться, для такой хоть с моста прыгнуть, хоть поперек целой армии пойти не страшно…
Пол выскакивает из-под ног, Нинка меня хватает, держись, держись…
Ах ты ж долбанный на хрен…
– Ой, Люсь, да чего ссоришься с ним, так и всю жизнь можно проссориться… Да всю жизнь, говорю, проссориться можно, делать, что ли, больше нечего? Да ну тя, Люсь… да мы со своим давно уже не цапаемся… Да нет, не пьет… Ой, Люсь, ну какие там кодирования, ну кто там в это верит вообще? Сам бросил, он у меня мужик что надо… Да помирились… да само все как-то… видишь… приснилось мне тут… ну да, бывает, муть всякая ночью в голову лезет… вот привиделось… что я одна. Ну вообще одна-одинешенька… в пустоте… вот так вот… да говорю тебе, вообще вокруг ничего нет, вообще! Вот так вот, ну то есть все где-то есть, ну далеко-далеко, вообще не найти, до них хоть миллион лет иди, не дойдешь… и мой где-то там… тоже далеко-далеко… слушай, так страшно вообще стало… просыпаюсь, реву… Тут мой возвращается, на бровях, под мухой… Ты прикинь, я ему на шею прямо кинулась, миленький, вернулся… Ну… да завязал он, говорю тебе… после такого… да нормально все у нас… говорю тебе, сон… жуть такая… вообще…
Ополаскиваю лицо.
Еще.
Еще.
Нужно идти. Нужно как-то пересилить себя, идти туда, в большой зал, на бой.
А что будет бой, я уже не сомневаюсь.
– Вам плохо?
– А?
Охранник у входа сочувственно смотрит на меня.
– А… нет… хорошо все… хорошо…
Выхожу в коридор. Чувствую, что сегодня не смогу держать оборону, не смогу договориться, он там, по ту сторону баррикады не поймет, не захочет понять, будет орать про санкции, про права, про несуществующие договоры какой-то вековой давности…
Нет, я его понимаю.
Его тоже можно понять… у него такая же Конфедерация, у него три галактики, у него люди, которых нужно чем-то согревать, у него… Так что вцепится он в это облако как клещ, чёрта с два отпустит. И здесь тоже его понять можно, облако – это не только сегодня топливо, это завтра топливо, через год, через век, через тысячу лет, когда погаснут звезды, и нужно будет чем-то согревать миллионы и миллиарды людей…
Вхожу в зал.
Протягиваю руку, как будто ничего не случилось, он делает то же самое, касаемся друг друга кончиками пальцев.
Садимся. Как борцы перед битвой. Сейчас кинется он на меня, задушит…
– Я… что подумал…
Почему я вздрагиваю от его голоса…
– Я что подумал… можно же облако… разделить…
– Простите?
– Разделить… облако. Вам половина, нам половина. Разграничители какие поставим… на наш век хватит…
Еле удерживаюсь, чтобы не спросить, а потом.
– А кто его знает, что оно там потом… может, и нас не будет потом…
Не