Примерно это я и сказала Алеколу. Тот усмехнулся:
– Писать стихи – это не дар. Их и хоозы ваять могут. А вот иметь при этом а-мула, который является постоянным вдохновителем, да к тому же дает определенное положение в обществе – дар, да еще какой.
– Он что, материальный, этот ваш дар? Браслет какой-нибудь? Серьга в ухе?
Алекол рассмеялся, но ничего не ответил.
Нет, не браслет, конечно, и не серьга – их ведь развивать нельзя. Да и погибнуть они не могут.
– Так что же такое этот ваш великий дар?
– Тебе этого знать необязательно, – отрезал Алекол. – Во многих знаниях, как говорится в вашем мире, есть многие печали.
Ага. Скажи еще – много будешь знать – скоро состаришься.
Пока понятно лишь одно: тайну дара он не раскроет. Почему?
Ладно, зайдем с другой стороны:
– А у тебя есть дар?
– Нет. Я – культурник. Служу культу Великого Каала.
– Значит, ты – хооз?
– Тоже нет. Культурники – отдельная прослойка населения. Они сами по себе, не коол-аидры, ни коол-хоозы.
– Ладно, пусть так. А у меня есть дар?
Он снова рассмеялся. Ответил:
– У тебя его тоже нет. Знаешь, почему? У женщин не может быть аидр-мулов.
– Даже у ведьм?
Он прекратил улыбаться. Ага, я, кажется, попала в точку.
– Все, лекция окончена, – сказал он сухо. – Пропусти меня.
Я не двинулась с места.
Он повел бровями:
– Тебе что, не надо сегодня работать?
Ой, надо, надо. Тут он прав. Работы вагон и маленькая тележка. Пришлось посторониться. Алекол шагнул в проем, но остановился и сказал:
– Завтра приду в последний раз. Потом сама будешь приходить. Мой павильон находится в саду.
– А мне можно? – удивилась я.
– К культурникам можно приходить всем. И всегда. Но ты заходи утром.
– Я подумаю, – сказала я, совершенно точно зная, что никуда приходить не собираюсь.
Алекол удалился. Я рассовала по карманам тряпки, взяла швабру и ведро с водой – интересно, откуда оно появилось? Наверное, Кари принес, пока я спала – и отправилась в зал, тот самый, проходной, с психоделическими картинами на стенах.
Вот же странное дело. На этот раз мне не понадобился проводник. Я совершенно точно знала нужный маршрут. Третий поворот направо, потом второй налево, потом два раза направо и один раз налево. Все. Дошла. Неужели мой топографический кретинизм поддается корректировке? Чудеса, да и только!
Зал, несмотря на вычурность и помпезность, мне нравился. Он был оазисом в каменном лабиринте коридоров, ярким пятном среди мрачного камня. Светлым, блин, лучом в темном царстве. Как бедняжка Катерина из «Грозы». И сейчас мне предстояло