– Пусть сидит, Борис Михайлович, я схожу, – сказал он, направляясь к выходу.
Многоопытный штабс-капитан кивнул в ответ.
Как только подпоручик выскочил в окоп, его сразу окатило комьями земли от близкого разрыва, насыпав земли за шиворот. Юноша инстинктивно упал ничком на дно, прикрывая голову руками. Кто-то рванул его за воротник, поднимая на ноги. Он открыл глаза: пред ним стоял Нехлюдов:
– Не позорьтесь, Арнатский, перед солдатами. Осколок вряд ли здесь достанет, только если не прямое попадание в окоп. А где Глазков? Почему вы?
Владислав объяснил ситуацию поручику, на что тот спокойно ответил:
– Это печать смерти, подпоручик. Глазков сегодня может умереть, к сожалению. Давайте вы вправо, я влево, проверим солдат.
Идя по траншее, пригибаясь от ближних разрывов, Владислав думал о том, что его поразило больше не то, что Глазков может сегодня умереть, а то, с каким спокойствием об этом сказал Нехлюдов. Не было в его словах ни трагедии, ни пиетета9, а простая обыденность, словно речь шла о чём-то ничего не значащем. Обыкновенная проза войны, и к этому ему ещё предстояло привыкнуть.
Обстрел, основная мощь которого была направлена на соседей первой роты, 2-ю и 3-ю, стал потихоньку идти на убыль. Родимов, что находился неотлучно около подпоручика, прокричал:
– Вашбродь, как бы германец сейчас в атаку бы не кинулся?
Арнатский осторожно высунулся из окопа и опешил. Выскочив из своих окопов и ходов сообщения, немцы быстро двигались по открытому полю к проходам, что были проделаны огнём артиллерии в проволочных заграждениях, охватывая позицию первой роты с флангов. Пушки врага смолкли, боясь задеть своих. Владислав схватил свисток, что висел у него на груди, выдувая тревожную трель, призывая солдат занять свои боевые позиции. И как только немцы начали прорываться через ограждения с криками «Гох!», рота встретила их сокрушительным огнём. Но штурмующие, казалось, не замечали огня наших солдат, продолжая двигаться вперёд. Рядом с подпоручиком вскрикнул и сполз на дно окопа солдат, Владислав схватил его винтовку, что осталась на бруствере. Не успел он сделать и пары выстрелов, как их дружно поддержали огнём соседи 2-я и 3-я роты. Немцы, попав под перекрёстный огонь, замешкались, а потом и вовсе остановились, не дойдя до траншеи первой роты буквально десяток метров. Начали пятиться назад.
– В контратаку надо идти, вашбродь! – проорал Родимов.
Арнатский трижды свистнул и прокричал:
– Рота, за царя и Отечество в атаку, вперёд!!!
И навстречу заглохшему немецкому «Гох» зазвучало русское «Ура!». Подхваченный единым порывом, Владислав выскочил из окопа следом за солдатами. Преодолев расстояние одним броском, рота врубилась в боевые порядки германцев. Начался штыковой бой, жестокий и беспощадный. Раздались первые крики умирающих, брызнула первая кровь. Когда офицер приблизился к дерущимся, из невообразимой свалки вдруг выскочил