Утром шофёр пришёл, как договаривались. Он принёс большой саквояж и разложил содержимое на столе рядом с патефоном. Асунсьон спросила строгим голосом:
– Ке ес эсто?20
– Это для вас гостинцы. Василий Павлович мне строго-настрого приказал его паёк вам доставлять, ― испуганно ответил шофёр генерала.
–Но, но, ― запротестовала Асунсьон.
– Это распоряжение Василия Павловича. Я только выполняю приказ.
Асунсьон замолчала, решив, что спорить с шофёром будет бесполезно ― он «только приказ выполняет». Она поблагодарила шофёра:
– Грациас!21
Любопытство взяло вверх, и Асунсьон начала рассматривать коробочки и баночки, которые шофёр выложил из саквояжа на столе перед ней: кофе, плитки шоколада, баночки с красной и чёрной икрой, коробочка с крабами, банка какао, пара пачек сливочного масла и баночка сгущённого молока. После начала гражданской войны в Испании эти продукты были в дефиците. В Париже она успела побаловать себя утренним кофе и булочками со сливочным маслом. А когда-то все эти вкусности были её обычной едой. Асунсьон родилась в обеспеченной дворянской семье. У её семьи было поместье в Галисии. Её выдали замуж за выпускника университета, хоть и не дворянского происхождения, но подающего большие надежды, который быстро сделал карьеру в политике и стал депутатом Генеральных кортесов. Но из-за его излишнего, как считало её окружение, увлечения современными веяниями в политике, он оказался в тюрьме. Отсидев трёхлетний срок, он вскоре после освобождения уехал сначала из страны, а потом и из Европы в Америку. И вот теперь она оказалась в незнакомой стране без мужа, одна с детьми, без средств к существованию, и жила за счёт помощи, оказываемой правительством этой приютившей её страны беженцам из Испании. Она нуждалась в сильном мужском плече, которое обеспечило бы защиту и поддержку ей и детям.
Завершив с гостинцами, шофёр занялся птичкой. Осмотрел клетку, поменял воду в поилке, подсыпал в кормушку свежих семечек, добавил зёрнышек. Потом завёл патефон. Полились нежнейшие переливы арфы, которые обычно так благотворного влияли на кенара. Но он молчал. Шофёр показал, как выключить и собрать патефон, а сам ушёл, обещав, что наведается на следующий день. Но и на следующий день кенар молчал, только тоскливо взирал на заходящих в комнату людей. Ближе к вечеру Асунсьон выключила патефон и накрыла клетку покрывалом.
Глава 16. Птичка божия
Прошло ещё пять дней. Кенар молчал, чем вызвал беспокойство не только у шофёра, но и у Асунсьон. Расстроенная она пожаловалась Кате, пока женщины готовили завтрак на кухне:
– Не поёт. Болеть. Что сказать генерал? ― видимо от волненья она начала говорить по-русски.
Их разговор услышала вошедшая на кухню Аида Петровна:
– Извините, что вмешиваюсь в вашу