– Ну ладно, сел. Что дальше?
– А теперь держись крепче.
На остатках бензина Рафик проехал немного назад, и свернул на неприметную грунтовку, уходящую куда-то вниз, к морю. Дорога была хотя и каменистая, но достаточно пологая, чтобы можно было не зажмуривать глаза, как на американских горках. Сила тяжести толкала машину вниз безо всякого топлива, оставалось только ее притормаживать, чтобы не слишком разгонялась.
– Не робей, не своя машина, прокатная, – приговаривал Рафик, ловко огибая ухабы.
Очередной раз русский «авось» сработал.
Спустя несколько минут, при помощи гравитации и этакой матери, они торжественно въехали на пустырь возле приземистой бело-синей церкви, стоящей на окраине деревушки, растянувшейся узкой полосой вдоль морского побережья.
Поскольку в пределах видимости ни одной живой души замечено не было, за исключением кур, возившихся в пыли и бестолково бегающих одна за другой, путешественники решили зайти в церковь – в надежде встретить там кого-нибудь, кто мог бы им помочь, или хотя бы найти воды – уж очень пить хотелось.
Церковь внутри казалась гораздо больше, чем снаружи. Потолок ее был сильно закопчен, но можно было различить лик Христа, укоризненно взирающего на землю из середины купола. Слева от входа, под лестницей, стоял бак с краником, а рядом на цепи – кружка.
– Святая вода, – сказал Антон, налил полную кружку и с наслаждением выпил. Вода была неожиданно прохладной. Рафик, чуть помешкав, тоже последовал его примеру. В церкви, вроде бы, никого не было. Слева у окна высилось большое распятие, накрытое сверху черной кружевной накидкой. Основание распятия представляло собой что-то вроде скалы, у подножия которой возлежал большой, едва не в натуральную величину, крашенный белой краской череп, а возле него подвядшие цветы.
– Смотри: голова! – зачарованно пробормотал Рафик, указывая на череп.
– Точно! – отозвался Антон, – голова. Причем, являющаяся объектом поклонения!
– Так может эти парни, тамплиеры, этой голове и поклонялись? – предположил Рафик.
– Возможно, ты прав, коллега, – отозвался Антон. – Видишь, как труд прямо на глазах делает из тебя человека?
– А чья это голова? Иисуса?
– Ну уж! Иисус-то вон, сверху прибит. И его голова на месте.
– Может это просто символ смерти?
– Так ведь Христос не умер – он же воскрес. И, кажется, вознесся на небо. Вместе с головой, конечно. Так и в молитве какой-то говорится: «смертию смерть поправ».
– Как ты сказал? «Смертию смерть…»? А вот глянь: сверху на кресте мертвый Иисус, то есть – смерть. А под крестом череп – символ смерти. Получается, что Иисус смертью попирает смерть. Поскольку минус на минус дает плюс, он преодолел смерть и воскрес. Скажешь, не так?
– Не знаю. Надо бы спросить кого.
– Ауто поу упостеризон, та паидиа моу?5, – раздался надтреснутый