Едва продрав глаза и брызнув в лицо студеной воды из тазика, Бертран, как был босиком, бросился в опочивальню. Возле кровати суетились слуги, подгоняемые врачом. Невнятно бубнил молитвы орденский священник.
В тусклом свете свечей – лицо отца, утонувшее в подушках, желтое и сморщенное, как старый пергамент. Глаза старика закрыты.
«Не успел…» – промелькнуло в голове Бертрана.
Но веки дрогнули, глаза открылись, худая рука старика встрепенулась над льняными простынями.
– Вон! Все вон! – прошелестели бесцветные губы. – Сын мой… Подойдите…
Их оставили вдвоем. Бертран склонился над стариком низко – чтобы слышать, точнее – угадывать еле-слышные слова:
– Умираю… Вы еще слишком молоды… Не должно бы обременять вас столь тяжким грузом, но… Ваш старший брат Ангерран сражается с неверными … Боюсь, я его не увижу … Возьмите вон там, под периной…
Удивленный Бертран запустил руку под перину в головах кровати и вынул что-то тяжелое. Поднеся предмет к свету, он увидел небольшую бронзовую шкатулочку, украшенную священными символами.
– Здесь – ключ к самому великому сокровищу Ордена. Это сокровище было открыто первыми братьями храмовниками в святом городе Иерусалиме. Мы дважды едва не лишились его: первый раз при падении Иерусалима, второй – когда безбожные сарацины захватили наш Дом в Акре. Тогда братья решили, что сокровище должно быть укрыто в более надежном месте. Я не знаю, где это место. Ваш брат Ангерран знает. Мне было поручено хранить вот это – на случай, если все, кто знает то место, погибнут. Это – ключ…
Старик закашлялся, начал задыхаться. Последние слова произнес неразборчивой скороговоркой, торопливо:
– Возьми… храни в безопасном месте. Тщательнее, чем саму свою жизнь… Если… почувствуешь, что не сможешь дальше хранить… передай рыцарю, принесшему клятву, и никому другому! Слышишь, никому другому! Поклянись головой Святого Иоанна!
– Клянусь, батюшка!
– Ты поклялся, Бертран! Помни это! Придет время… ты примешь Иоанново препоясание! А теперь ступай… Позови священника… Настало время мне держать ответ перед Господом!
Восемь лет спустя Бертран де Комарк, младший сын сенешаля де Комарка и брат Ангеррана де Комарка, рыцарей храма, был арестован королевскими приставами и умер в тюрьме. Даже под пытками не выдал он тайны, которую доверил ему отец. Единственное, что мучило его перед смертью – он не смог передать шкатулку никому из братьев-тамплиеров. Потому что все тамплиеры были схвачены, а Орден распущен. Канул в безвестность и его старший брат, рыцарь Ангерран. Должно быть, был убит в черную пятницу несчастного 1307 года.
Вместе с другим нехитрым скарбом бронзовая шкатулочка досталась в наследство племяннику Бертрана, Тибо, и так и передавалась в семье де Комарков от отца к сыну на протяжении почти пятисот лет, скорее как дань традиции, чем во исполнение обета.
Сержант Жан Госпен и приятель его, Франсуа Бурдерон по прозвищу «Пивная бочка», оба люто ненавидели аристократов, поскольку из-за них чувствовали себя в своей стране людьми «второго сорта». Их родители всю жизнь тянули лямку за гроши, да еще должны были платить подати, а эти расфуфыренные графы и виконты в шелковых камзолах и пудренных париках закатывали роскошные пиры в своих огромных дворцах и парках. А за чей счет эта роскошь? Да за счет народа, конечно, за чей же ещё?
А король? Разве он защищает свой народ от этой толпы трутней? Как бы не так! Он сам первый подает дурной пример, тратя сумасшедшие деньги на строительство дворцов, на содержание любовниц и фаворитов. Вечно он нуждается в деньгах (еще бы, при таком-то образе жизни!) и придумывает все новые налоги – то на соль, то на цветное сукно, то на стеклянные окна.
Беднякам-то некуда деваться: хочешь иметь в доме окно – плати! А аристократы нашли выход: чтобы не платить налога, стали вместо окон в своих дворцах делать… стеклянные двери, – на двери-то налога нет!
А самое обидное, встретив такого аристократа на улице, нужно было снимать шляпу и кланяться. А если вовремя не увернуться, «благородный» мог запросто наехать на человека или больно ожечь кнутом, как лошадь. И жаловаться некому – аристократ всегда прав!
Остановив подозрительный экипаж, покидающий Париж через заставу Сент-Антуан, Жан Госпен первым делом заподозрил: не аристократ ли в нем прячется? Гербов правда на дверце не было, да и сам тарантас похоже видал виды, но все же… И оказался прав! Вот оно – революционное чутье! В карете ехал какой-то старый пень в парике, а с ним – молоденькая девушка, называвшая его отцом, а также приживалка. Документы у пассажира оказались фальшивые, а в кармане – табакерка с изображением короны! Значит – монархист и враг республики. Да еще и огрызался, назвал «вандалами»! Старика, конечно, расстреляли, с девчонкой потешились в караулке, старая грымза нянька, или кто она там, куда-то исчезла под шумок. Поживы, правда, в экипаже оказалось мало – серебряные приборы,