Проводя здесь всё лето, я убегала через запасной выход поиграть с мальчишками. Ромка Юдин тоже приезжал из города к бабушке. Наши дворы разделяла натянутая на колья сетка. Его калитка выходила на другую улицу, потому он пробирался через свой огород в наш сад и кидал в окошко маленькие камушки, вызывая гулять, в то время как сорвиголова Витька Болтарев ждал нас возле раскидистого старого дуба.
У двери запасного выхода нет биопропускника, и с тех пор как власти объявили, что воздух отравлен, её не открывали. Папа завесил стену трёхслойной полиэтиленовой плёнкой и нагрузил побольше хлама на стеллаж. Когда в дом приходили проверяющие, они так и не узнали, что прячется за стеллажом.
Наверху послышались шаги, так не вовремя выдернувшие меня из беззаботности детских воспоминаний, где ещё можно было купить кое-что из продуктов в магазине, посидеть после школы с одноклассницами в кофейне, подышать свежим воздухом, подставить лицо тёплому солнышку и прохладному ветерку.
Решив, что коробки подождут, я поднялась в общую комнату. Озадаченный и удручённый вид мамы не предвещал ничего хорошего.
– Что-то случилось? – надеясь не услышать дурных новостей, спросила я.
– Нет, – не глядя на меня, ответила мама и пошла к лестнице на второй этаж.
Предчувствие беды витало в воздухе ледяным сквозняком. Понимая, что ему неоткуда взяться и это всего лишь эмоции, я схватила маму за руку:
– Мама, поговори со мной, пожалуйста!
– Я устала. Мне нужно выспаться, – она не глядя отстранила мою руку.
– А как же завтрак?
– Я хочу спать. Если облако накроет нас раньше срока, меня могут вызвать на дежурство уже ночью.
Такой настрой выглядел подозрительно. Мама иногда отказывалась от ужина, но от завтрака, да ещё и после дежурства – никогда.
– Тебе надо поесть, – настаивала я.
– Не хочу, – огрызнулась мама.
– Чего тебе наговорила соседка? Ты вернулась сама не своя. Что произошло? – она уже поставила ногу на ступеньку, и я боялась, что разговора не получится.
Каждый раз, когда мама хотела избежать разговора, она ссылалась на усталость или придумывала иную причину, уходила в свою комнату и ложилась спать. Мы с папой давно заметили за ней эту особенность. И если удавалось убедить её поделиться переживаниями, всякий раз причина такого поведения была крайне серьёзной.
– Пожалуйста, поговори со мной!
Мама повернула ко мне потемневшее лицо, и уверенность в том, что я хочу знать о произошедшем, пошатнулась.
– Пойдём, – глухо произнесла она и стала медленно подниматься по лестнице.
Я редко заходила в родительскую спальню. Эта привычка у меня осталась с тех пор, как я была ребенком. Когда в этой комнате жила бабушка, она тоже строго-настрого запрещала туда входить.
– У каждого должно быть личное пространство, – повторяла она, закрывая у меня перед носом