допотопные платьица
черные,
со стежками, со швами нередкими,
у могил
под истлевшими ветками.
2
…Ночевали в бараках,
дневали же
на песчаных и каменных залежах;
в выходные, садясь под окошками,
развлекались губными гармошками;
в общем, жили не сладко, но
весело
(впрочем, что уже радость их весила!);
низко кланяясь Русскому Молоту,
умирали от ран, все так
молоды…
3
Хорошо ли вам в наших землях-то
кости маять, солдаты Вермахта?..
Вы ослабли в духовной грамоте.
Ни креста вам, ни доброй
памяти.
Место? Время? А сердца тебе не жаль?..
Вспомнил детство – а детство тебя едва ль.
Вспомнит старость – но та, наплевав на такт,
обещает уже не один инфаркт…
Чьих же это престранное дело рук:
жизнь проходит, а грусти не меньше, друг?
Жизнь проходит, дружище, и – пусть не в срок —
ты вникаешь вдруг в тайну своих же строк:
«Ритма профиль и, может быть, рифмы фас —
это все, что я смог сохранить для вас,
все, что только сумел сохранить!
Дальше след мой, увы, невозвратно стерт.
Как линкор, прибывая в последний порт,
шлю поклон вам, прозектор, за ваш комфорт:
за холодное утро, где каждый наг,
за одно удовольствие слышать, как
мысли с чувствами бьют в тишину
(дублет):
нет покоя душе и прощенья
нет!!»
тускнеет белизна и чернота тускнеет
и глупая душа болит и хлеб черствеет
и грех стихом плевать в колодец забытья
как будто все прошло а ты идешь не веря
что легче приравнять рукой с печатью зверя
к н е р а в н о в е с н о с т и разгадку бытия
чем трубку набивать и чиркать чиркать спичкой
и дочку провожать на утренник с косичкой
и в толк не взяв что с ней давно уж нет тебя
Жизнь состоялась, удалась.
Одна теперь чернит бумагу
как бы с твоим уходом связь
ничьей медали за отвагу.
Жизнь состоялась, счастья – во!
Но им расплачиваться поздно
за все, что было до него
и будет после.
Москва
Валерий МАЗМАНЯН. «Время, в котором нельзя нам остаться…»
На волю из ледовой клетки
подснежник рвется и ручей!
И шепчутся худые ветки —
пора учить язык грачей.
И что вчера казалось важным —
ненужный лист черновика —
плывет корабликом бумажным