– А бабушка не могла?..
– Нет, я ей сразу же позвонила. Она точно дома была.
– А голос в трубке чей был?
– Женский, – уверенно отвечает Таня. – И мне даже чуточку показалось, что я его узнала. Но не уверена. Разве за секунду сообразишь? А потом бутылка эта…
Ну вот что это? Мистификация? Реальное покушение на убийство? Но как? Упавшим лифтом? Полный бред. А чашка? Ключи? Я чувствую, что у меня начинают кипеть мозги.
– Тань, все это очень странно, и я с ходу ничего тебе не скажу. Во всем этом разобраться надо. Желательно спокойно.
– Но вы мне верите?
– Верю, верю, – говорю, уговаривая в этом то ли ее, то ли себя.
Таня чуть слышно выдыхает. Бедная девочка, еще бы: одной на себе все это тянуть. Тут точно свихнешься.
– А что мне делать-то теперь?
Хороший вопрос. Надеюсь, она не ожидает от меня прямо сейчас резких и решительных действий. Нет, правда, вот что она хочет, чтобы я сделала? Наказала распоясавшегося домового, пообещав ему дармовой вай-фай отключить? Или загадочного абонента из телефона путем трения, как джина, вызвала? Или сказала ей, проникновенно глядя в глаза: «Это элементарно, дорогая!» – и выложила имя убийцы песком на тарелочке с голубой каемочкой? Э нет, моя милая, даже Шерлок Холмс выезжал на место преступления. С фамильной лупой и с придатком в виде хромого армейского лекаря. А я тут вообще только примуса починяю. Благородное дело сыска не моя стезя.
– Сядь ко мне поближе, – говорю, – и руки мне свои дай.
Открывает широко глаза, но слушается. Чуть-чуть закатывает рукава.
– Это откуда у тебя?
На руке следы какие-то, давно зажившие, но до сих пор хорошо видные.
– Это с детства, – смущается. – Обожглась, когда маленькая была. Я не очень хорошо помню, но родители сказали. Даже в больнице тогда лежала. Больницу помню: было больно, страшно, и мама все не приходила.
– Понятно. Руки мне дай.
Вот единственное, что действительно у меня получается, так это ауру прочитывать. Особенно через тактильные ощущения.
Таня доверчиво протягивает мне свои руки. Кладу на стол и накрываю ее ладони своими. Закрываю глаза.
Я снова чуть не вскрикиваю и не отдергиваю руки, когда чужая сила обжигает меня. Энергия переливается через край, две стихии, как волны, бьются друг о друга. Одна теплая, легкая, и от нее кончики пальцев щекотно покалывает. Другая темная, вязкая, как расплавленный асфальт, но ледяная. От нее суставы тут же начинает сводить болью. Непреклонная, неторопливая. Такая действует медленно, но верно, засасывая в свой омут все живое. И энергия самой девочки: едва уловимая, сжавшаяся в жалкий клубок беззащитным воробушком, попавшим в эпицентр кровавого боя.
Отпускаю руки Тани, тяжело дышу, шевелю занемевшими кистями, прячу их под стол и потираю руки, стараясь вернуть им гибкость и подвижность.
– Что