Но вот с его губ слетел вздох, и раздались чуть слышные слова:
«Не пытайся выстроить систему! Не возомни, что способен это сделать! Выстраивая систему, разум подменяет причину следствием, все ставит с ног на голову и обрекает на гибель. Я направлю твою руку, повинуйся мне и читай, не уничтожай ничего… Читай… как я… велю…»
Произнести эти слова стоило мне – моей ипостаси – таких мучительных усилий, что я проснулся.
На душе было смутно. Что же со мной творится? Во мне пробудился некий призрак? Или в мою жизнь вторгся фантом из сновидения? Неужели мое сознание раскололось и я теперь «больной»? Нет, я чувствую себя прекрасно и, бодрствуя, не ощущаю ни малейшей склонности к раздвоению, не говоря уже о том, чтобы меня преследовала какая-то навязчивая идея, заставляя думать и действовать определенным образом. Я полновластный хозяин своих собственных ощущений и намерений, свободный человек!
И вновь всплывает обрывочное воспоминание о скачках верхом на коленях дедушки-лорда: старик рассказывает, что наш фамильный дух сновидений – немой, но настанет час, и он заговорит. И тогда дни нашего рода закончатся и корона уже не будет сверкать над одной главой, а увенчает двуликого.
Итак, Янус заговорил? И нашему роду пришел конец, а я – последний в роду и наследник Хьюэлла Дата?
Важны не сами слова, запечатлевшиеся в моей памяти, но ясный их смысл: «Читай, как я велю!» И еще: разум все переворачивает с ног на голову, подменяя причину следствием… Допустим, я послушаюсь повеления… но нет, нет, это не повеление, никаким приказам я не стал бы повиноваться, я никому не позволю собой командовать. Это совет, о да, конечно, совет, всего лишь совет! Почему бы не последовать совету? Не буду разбирать бумаги, внося порядок, а начну одну за другой переписывать в той случайной последовательности, в какой они будут попадаться под руку.
И, наугад вытащив из кипы листок, исписанный прямым почерком моего кузена Джона Роджера, я прочел следующее:
«Все давно в прошлом. Давно умерли люди, чья жизнь запечатлелась в этих рукописях, умерли со всеми своими желаниями и страстями те, чьи истлевшие в могилах кости ныне задумал потревожить я, Джон Роджер. Они не давали покоя праху людей, умерших задолго до них самих, а теперь вот я роюсь в прахе, как гробокопатель.
Да