Тяжело вздохнув, я на свой страх и риск все-таки записываю номер Кравцова в контакты.
Я: Веснушки сами кончились. Насчет «нравились» не верю. Помню, как ты брезгливо морщился и нос воротил каждый раз, когда меня видел.
Страйк: Тебе показалось, Веснушка. Ты была очень милым ребенком. Просто я тогда выбирал девушек постарше, а избалованные малявки самую малость раздражали.
Я: Ты безнадежен, Страйк. Доброй ночи, – пишу, а сама улыбаюсь от уха от уха.
Страйк: Подожди. Вторую попытку можно?
Я: С чего бы?
Страйк: Ты не шутила про прыжки с парашютом?
Я: Нет, а ты решил попробовать?
Страйк: Честно? Мне слабо. А ты смелая. Если не против, я хотел бы посмотреть, как ты прыгаешь.
Я: Ты меня даже не разглядишь, Страйк. Это провальная вторая попытка.
Страйк: Третью можно?
Я: Валяй. Я сегодня добрая.
Страйк: У меня вторую неделю бессонница. И все из-за тебя.
Я: Мне тебя пожалеть? Ты же врач, выпиши себе снотворное.
Страйк: Лучше пожалеть. Так меньше вреда для здоровья. Мне, чтобы работать, ясная выспавшаяся голова нужна. Ты, вообще, в курсе, что я людей лечу?
Я: Уже? А я думала, что ты до сих пор утки из-под больных выносишь и перевязками занимаешься, – быстро строчу я, высунув от усердия язык.
Страйк: Я ординатуру заканчиваю через месяц, и третий год работаю в онкологическом отделении. Пока в должности помощника хирурга, жду перевод с повышением, – исчерпывающе отвечает Кравцов после непродолжительной заминки, и я тоже на время подвисаю. Неудачная шутка получилась, но он сам виноват.
Я: Серьезный выбор. В онкологии врачи выгорают быстрее, чем где-либо, – спешно реабилитируюсь я.
Страйк: Так я уже начинаю тебе нравиться? – он добавляет подмигивающий смайл и сердечко. Боже, сколько лет этому горе-ординатору?