Олеся
– Аделаида Степановна, так нечестно, вы все время выигрываете, – сокрушенно вздохнув, начинаю аккуратно убирать шахматы в коробку. Старушка в кресле напротив удовлетворенно улыбается, собирая вокруг рта глубокие морщинки. Вот уж кому старческая деменция не грозит. В сто лет любому фору даст хоть в карты, хоть в шахматы.
– Это потому, что ты все время отвлекаешься, деточка, а шахматы требуют внимательности и усидчивости, но я тебя не ругаю. Сама была молодой. Ветер да любовь в голове, – похлопав по накрахмаленной скатерти сморщенными пальцами с безупречным маникюром, Адушка, так я называю свою подопечную за глаза, тяжело поднимается и, опираясь на трость, ковыляет к антикварному бельевому шкафу. Ему, наверное, столько же лет, сколько и хозяйке, или даже больше. Трещины, словно морщины, прорезают лакированные дверцы, петли скрипят, как изношенные суставы, а внутри аккуратными рядами сложены опыт и мудрость.
Удивительно, как предмет мебели порой гармонирует со своим владельцем. Старый Адушкин шкаф, словно сундук со сказками, хранит в себе бесконечное множество захватывающих дух историй. И похоже, сейчас меня ждет еще одна. Я не против, устраиваюсь поудобнее и в предвкушении наблюдаю за аккуратной маленькой старушкой. С виду никогда бы не дала Аделаиде Степановне ее почтенный возраст. В ясном уме, всегда одета как на выход, с прической, накрашенными губами и подведенными бровями, а клюка только в этом году появилась. Она рассказывала, что еще прошлой зимой на лыжах каталась, и у меня нет причин сомневаться в ее словах.
Нащупав в кармане потемневший от времени ключик, Адушка подносит его к заветной скважине и оборачивается с хитрым прищуром:
– Я говорила, что надевала это платье на первое свидание с моим офицером? – она имеет в виду мой сегодняшний наряд, в котором мне на удивление комфортно. Платье и правда сшито словно на меня и выглядит совсем, как новое. А то, что оно из другой эпохи, для меня несомненный плюс. Безумно нравятся мне вещи с историей и люди, умеющие рассказывать истории так, как это делает Адушка.
– С тем, что потом стал полковником? – кивнув, уточняю я.
– Полковником был второй муж, – поправляет Аделаида Степановна, показав на фото в рамке на единственной свободной от пыльных ковров стене. Я предлагала Аделаиде отправить ковры в химчистку, но она наотрез отказалась. Без объяснения причин. – Мы прожили вместе тридцать восемь лет, – продолжает она свой рассказ. – Для кого-то целая жизнь, а для меня, как мгновенье, годы пролетели. Иногда ругались так, что стены дрожали, но я всегда знала, как держать его в кулаке, – боевая офицерская вдова демонстрирует мне сжатый кулак. – Вот он у меня где был.
– А что случилось с первым