Казалось, он ждет кого-то. Бриваэль собрался было его окликнуть – но незнакомец, заслышав шум, вскинулся, повернул голову в сторону приближающегося государя, и тот увидел твердый острый подбородок незнакомца, а цвет лица его показался неприятно-бледным, изжелта-белесым, точно человек был болен. Здоровая матовая белизна кожи гаэльцэв вообще ни в какое сравнение не шла с этой желтоватой блеклостью, и это-то неприятно поразило правителя. На какое-то время некто в капюшоне задержал взгляд на государе (тут Бриваэлю почудилось, что глаза незнакомца странно блеснули) и, встав, очень быстро удалился прочь.
Бриваэль начисто забыл о странной встрече после, когда гончие наконец подняли кабана и охотники увлеклись погоней. Не вспоминал он и потом, когда отмечали у костра удачный лов, и вечером во своих покоях, отходя ко сну, не думал ни о чем подобном. Зато вот сейчас, поутру – вспомнил. И потому решил записать.
Записав, через какое-то время снова позабыл Император об этом странном случае. Дни текли по-прежнему, полные до краев делами. Некогда было Бриваэлю думать о разных занятных мелочах вроде того незнакомца. Тем более что, если рассудить здраво, ничего необычного, кроме одежды, не было в том мужчине. Через несколько недель Бриваэль снова вспомнил о встрече, чисто случайно. Листал старые записи своих предшественников, увидел вложенный лист с миниатюрой – та изображала послов на приеме у государя. Присмотрелся к изображенным человечкам, и вспомнил снова недавнюю охоту.
Не сам по себе странен был человек, неведомо кого дожидавшийся и поспешивший убраться при виде королевского выезда, а его поведение. Уж не подумал же он, будто ему запретят охотиться тоже? В конце концов, гаэльцы не имели в ходу понятия «браконьер», у них было только слово «охотник», и, в отличие от тех же крайморцев, никому не было запрещено охотиться в любых лесах, даже наравне с королем. Да и не назовешь того типа охотником, нет. Странным еще оказалось то, что одет встречный как… как будто исколесил вдоль и поперек весь юг, завернул к крайморцам и, недолго думая, явился сразу и на гаэльскую землю. Недавно при том явился, ибо так и ходил, как был одет до этого – в одежды, собранные поровну со всех встреченных ему народов. Тхабатские сапоги и штаны, крайморская мантия, рубашка под ней как у моряков Торроса! Ну и наряд, ну и наряд…!
Тревожные думы снова охватили Бриваэля. Император отличался цепким умом и понимал, что чужеземец в странном наряде может быть не один. Это значило – в его землю стекаются чужестранцы. Кто они и с какой целью едут – он не знал. Это тревожило, уже самим фактом.