Школьные друзья и подруги его не забывали. Активная переписка не прекращалась.
Сердечные муки терзают 18-летнего Марка. Он с нетерпением ждет писем от Лены Тарасюк из Москвы. Но письма странные, «с холодком». Он резко отвечает, потом казнит себя за это.
На новом месте служба продолжается. Продолжаются и испытания характера молодого бойца. Он снова в числе отличников «боевой и политической подготовки», но настроение уже не то. Марк даже пробует петь, чтобы как-то отвлечься от тяжелых мыслей.
Лена Тарасюк. Москва, декабрь 1940 г.
Из дневника
Четвертого должны были пойти в ДКА на выпускной вечер школы сержантов, но 5 новичков назначили в наряд. Я был дневальным по ротам…
Первые дни я себя чувствовал ужасно. В столовую (300 м) ходили во вьюгу в одних рубахах, на зарядку в нижнем белье – я сильно простудился. У меня был сильный кашель, насморк, болело горло. Кроме того, я не имел ни одного письма до 7/XII. В общем, настроение было паршивое. Затем я привык к этим трудностям и теперь чувствую себя хорошо, и жалею, что сразу написал маме, чтобы она выслала мне свитер и душегрейку…
Нас сразу начали знакомить с телефонными аппаратами УНА-Ф-28, УНА-Н-28. Я материал хорошо усвоил и при опросе ответил блестяще…
Нас всех выстроили, капитан распределил всех по взводам. К моему несчастью, вместо радиовзвода попал в телефонный. Досада!
Последние дни мы усиленно, по 3 часа, занимаемся строевой подготовкой. Проклинаю эту муштру…
16-го было комсомольское собрание школы. Меня выбрали тайным голосованием (по предложению мл. лейтенанта Селютина) в президиум школы, члены которого избрали меня вторым секретарем. Политруком Коноваловым я назначен начальником Ленинской комнаты. Получил ключи – хозяин…
Я записался в хор при ДКА. Один раз был на спевке, сейчас идем опять…
Я все хочу перейти в радиовзвод, об этом знает командование, и, очевидно, мою просьбу удовлетворят. Вчера на занятии по магнетизму, которое проводил капитан Абраменко, присутствовал начальник связи дивизии капитан Дюнкин. Когда ряд курсантов не могли ответить на вопрос Абраменко и он обратился ко мне, то его прервал Дюнкин и сказал, что пусть он спрашивает других, а я, мол, знаю. Очевидно, ему об этом сказали мои очки…
25/XII у нас был лыжный выход с 10 до 5 вечера. Лыжи у меня были не подогнаны, идти было трудно, при этом я до сих пор никогда на лыжах много не ходил. Мы проехали км 25—30! Привалов было лишь 2—3 по 5—10 мин. Ужасно устал…
Вчера получил письмо от Ильи Розенфельда. Парень расхвастался. Пишет, что он и Сорокин (Пушкин) почти не занимаются, а шляются с нашими девочками в театры и кино. Не знаю, стоит ли ему ответить…
Недавно стреляли – из 10 выбил 5…
Настроение