Игорь обернулся, увидел кровавый рукав.
– Ух… ну ты… Платон, маслину, что ль, словил?
– Нет, Игорёк, это я прыщик расковырял, – сердясь, сказал я, пока солдат уже, достав санпакет, бинтовал мне плечо.
– Да ладно, парни, хорошая рана, как самострел, пулю вынут, и всё как на собаке заживёт, – усмехнулся солдат.
Вот так я и попал в санбат и здесь встретился с Лётчиком. Я сидел на старой кушетке в смотровой в палаточном городке медсанбата, опасаясь, что кушетка рухнет подо мной, так опасно она качалась. И тут я увидел Лётчика, но он не замечал меня, занимаясь своей работой: осматривал поступивших раненых, и, как он позже мне сказал, производил «первичную хирургическую обработку раны», это тем, кого не надо было оперировать. А кого надо – уносили в операционную или грузили в автобусы, которые пойдут в госпиталь в город. Но меня, думаю, «почикают» здесь.
Лётчик загорелый, какой-то красивый, сероглазый и светловолосый, я раньше не замечал, что он почти что блондин, спокойно рассматривал раны, что-то говорил фельдшеру и сестре за плечом, где действовал сам, где, только осмотрев, давал указания негромким спокойным голосом, ласково и по-свойски называя медсестру Настенькой. Я хмыкнул невольно, качнув головой, а Лётчик, очевидно, не отказывает себе в удовольствиях. Мне стало даже немного обидно за Таню, «люблю-не могу», а сам отличным образом утешается вот с этой бесцветной Настенькой. Впрочем, если он знает, что Таня мертва…
Поговорить с ним надо. Но сейчас я принуждён был дожидаться своей очереди, пока несколько раз заглядывал Игорь, безмолвно спрашивая глазами, «ну как?», но и без ответа ясно, что никак, и он исчезал.
Наконец, до меня дошла очередь, и Лётчик, не глядя мне в лицо, подошёл ко мне, пока меня раздевали, пока он ощупывал и осматривал мою рану. А я смотрел на него, который был почему-то на удивление довольным, хотя чего там «почему-то», чего ему не быть довольным? Спасает людей, Богом себя чувствует, небось, да ещё девочек пощипывает в перерыве.
– Тэ-экс, что тут у нас?.. – проговорил он, ощупывая моё плечо.
Я ждал, когда же он, наконец, взглянет мне в лицо, а он был озабочен моей раной.
– Ну что… в операционную этого. Ты не бойся, боец… – сказал, наконец, Лётчик и посмотрел мне в лицо, наконец. – Платон?! Чёрт, неужто ты?!
И он схватился обнять меня, но задел раненое плечо, испачкался в крови, и смущённо отпустил, продолжая улыбаться во все щёки, надо ж, и правда щёки какие-то появились, потолстел даже, успокоился, похоже… Только я, кажется, по Танюшке и скучаю.
– Ох, прости, щас я… Платон. Я сейчас тут вот ещё парня осмотрю, и займусь тобой. Насть, в операционную веди его… – и подмигнул. Под зад бы пнуть тебя, морда…
В операционной мне сделали какой-то укол, потом ещё один.
– Ну как, Настасья, Валерий Палыч, хороший доктор?
– Не волнуйтесь, боец, отличный, – невозмутимо ответила бесцветная девица. – Ты не дёргайся, здоровенный такой, а трусишь.
– Я вовсе не трушу…
– Да ладно, все так