И все то утро в доме висела тяжелая тишина, словно веселье покинуло их, словно пение отняло у них все силы. Скага безучастно выполнял свои обязанности. Барк, взяв с собой Лонна и остальных, молча направился к амбару. Скелли уселся на свое место и начал что-то вырезать, понятное еще только ему, но дети были не в духе из-за того, что накануне поздно легли, и хмурились, и жаловались на порученную им работу. А Кэвин, ушедший с Барком, так и не дошел до амбара.
Нэаль застал его сидящим на скамейке, где он должен был забрать свои инструменты.
– Пойдем, – позвал его Нэаль, – надо еще укрепить изгородь.
– Я не могу больше оставаться, – ответил Кэвин, и на Нэаля обрушилось все, чего он так опасался, разыскивая Кэвина; но он все равно рассмеялся.
– Работа – отличное лекарство от тоски, старик. Пойдем. К полудню ты изменишь свое мнение.
– Я не могу больше оставаться. – Кэвин встал и посмотрел прямо в глаза Нэалю. – Пойду возьму свой меч и лук.
– Зачем? Защищать арфиста? Что он будет говорить в Ан Беге? – «Не обращайте внимания на этого великого воина, он по собственной воле идет за мной?» – Хорошую пару вы будете представлять собой на дороге.
– И все же я пойду за ним. Я сказал, что пробуду здесь зиму. Но ты украл у меня еще один год. Мальчик прав – это место покоится во сне. Уходи отсюда, Кервален, уходи и сделай еще какое-нибудь добро до нашего конца. Хватит этого блуждания во сне, довольно ты уже здесь побыл.
– Ты еще вспомнишь о нем, когда снова будешь голоден, когда будешь дрожать от холода или лежать в какой-нибудь канаве и никого не будет рядом с тобой, о Кэвин! Послушайся меня.
– Нет, – промолвил Кэвин и робко обнял Нэаля. – О мой господин, один из нас должен идти служить королю, даже если мы никогда не увидим его коронованным.
И Кэвин, не оглядываясь, направился к дому.
– Возьми тогда Банен, – закричал ему вслед Нэаль. – А если захочешь вернуться, пусти ее без узды, может, она принесет тебя домой.
Кэвин остановился, опустил плечи.
– Ты слишком любишь ее сам. Лучше благослови меня, господин.
– Да будет с тобой мое благословение, – сказал Кервален и посмотрел, как тот удаляется к дому, а большего ему и не надо было. Нэаль повернулся и побежал. Он бежал через поля, как когда-то давным-давно, как ребенок бежит от чего-то или к чему-то, или просто потому, что сердце его раскалывалось надвое и он не хотел видеть, как кто-то идет навстречу своей смерти, а уж менее всего Кэвин.
Наконец он упал в траву на вершине холма, и все тело его заныло с такой же силой, как его сердце. У него не было слез – он видел себя, мрачного поджарого человека, который износился от прожитых лет, как изнашиваются камни; а вокруг него царили мир и покой, даруемые холмом, а внизу стояли сады со спелыми яблоками, лежали широкие луга, а под старым дубом высился дом с амбаром. Над головой же было небо. За отрогом холма блестел путь, как камни на солнцепеке, а стебли травы так сияли,