Опускаю глаза снова на отчет. Ну все, очаровательная покрасняшка, иди, работай, не мешаю я тебе.
Девушка открывает дверь в мой личный санузел. Мои зрачки предательски переползают от отчета к ее спине. Вернее к тому, что кхм… скажем так пониже поясницы. Со спины она очень тонкая и худенькая, даже очертания талии угадываются. Вероятно сама по себе девушка стройная, не разъелась во время беременности, просто ребенок очень крупный для нее. Наверно отец малыша гигант, и плод явно ей не по размерам. Как рожать только будет, бедная?
Черт! Зачем мне все это знать? Наверно потому что я не так часто вижу беременных. Мои сотрудницы как-то предпочитают не уходить в декрет. Наверно, я хорошо им плачу, чтобы они не думали о размножении. Вот новая работница с огромным животом и вызывает у меня здоровый интерес. Хмм… а здоровый ли? Что-то я в себе уже сомневаться начал.
Хрясь!!! – что-то падает на плитку в туалете с диким эхом.
Черт, надеюсь с новенькой все хорошо. Слышатся всхлипы и вздохи. Вот черт, а! Почему-то сердце начинает биться чаще.
Вскакиваю из своего кресла, со всех ног несусь в сан-узел.
– Анастасия Павловна, с вами все в поряд… ке???
Боже… кровавый триллер отдыхает! Это обо что она так умудрилась?! Сидит на коленях, держа на весу окровавленные ладони. Вокруг нее россыпь осколков от разбившейся дверки душевой кабины.
Сидит белее плитки, мелко вздрагивает. На лице ужас и страх.
– Как же вы так?! – офигеваю я от всего этого зрелища.
Под ногами хрустит крошка битого стекла.
– Давайте руку, сможете подняться? – протягиваю ей ладонь.
Она тянется к моей, но, в последний момент одергивает – ее рука в крови, и она боится запачкать мою, глупая.
– П-п-простите, пожалуйста! – лепечет она побелевшими губами, – Сынок в животе так пинался, что я поскользнулась в туфлях, успела схватиться за что-то, и оно вдрызг расс… расс… рассы-ы-ыпало-о-о-сь… – разревелась на последнем слове. – Я, я все уберу, – начинает она неловко прикасаться к острым осколкам.
– А ну брось! Прекрати! – рявкаю я, не в силах смотреть, как она еще больше ранит свои тонкие руки.
Но девушка в крайней степени испуга и истерики. Я наклоняюсь и осторожно поднимаю ее. Не стоит на ногах. Ноги трясутся и разъезжаются на битом стекле. Тогда я так же, как можно более осторожно беру ее на руки. Как хрупкую вазу.
Она легкая, несмотря на свой живот. Легенькая, изящная, безумно вкусно пахнет чем-то молочным… сгущенным молоком, если я правильно помню этот запах из детства.
Ощущение того, что я знал ее раньше так и не покидает меня. Мне даже кажется, что я уже нес ее куда-то точно так же, а она очень знакомым жестом обвила мою шею, безбожно пачкая белоснежную рубашку красными потеками.
Но рубашка в данный момент волнует меня меньше всего. Я очень переживаю по поводу ее порезов. Точно моя девушка поранилась. Хотя, в какой-то степени так и