В конце дня, когда на город опускаются сумерки, становится ужасно грустно от обыденности вокруг. На фото в соцсетях люди проводят время в модных клубах в стиле лофт, в уютных домах на берегу океана и в дорогих пентхаусах на Манхэттене. Здесь же обстановка располагает к унынию, апатии и неминуемой смерти: плохо освещенный зал, скрипучие столы и стулья, картины в черных рамах с изображением кружек, зеленые салфетницы и сахарницы, полотенца и салфетки в зеленую клетку – все это навевает угнетающую тоску. За дверью с круглым окном и облупившейся ручкой еще унылее: проржавевшая раковина, древний холодильник (тоже ржавый), каморка, где хранится кофе (самое чистое место в кофейне и, что уж скрывать, вкусно пахнущее), и туалет.
За окнами с логотипом кофейни снуют незнакомцы, имена которых я никогда не узна́ю. Какие события их ожидают? Понятия не имею.
Проезжает полицейская машина. Куда и зачем она едет? Это мне неизвестно.
По телевизору одна реклама сменяет другую: чипсы, смартфон, пылесос, газировка, помада, прокладки…
– Интересно, есть ли в этом мире что-то, что не нуждается в рекламе? – бормочу я себе под нос. – Нечто, что есть у всех и никогда не заканчивается…
– Человеческая глупость, – встревает в мой разговор с собой Кевин, – она, как известно, бесконечна.
Я перевожу на него взгляд:
– Думаешь, я тут навечно?
Он теряется, но все же отвечает:
– Думаю, реклама хлопьев – неплохой старт.
Я поражаюсь тому, как нагло это звучит.
– У меня талант! – восклицаю я и становлюсь на стул, который неприятно скрипит подо мной. Представляю, что это сцена.
– …выводить меня из себя.
Прочищаю горло и с чувством декламирую произведение Роберта Фроста[11] «Другая дорога» – мое любимое стихотворение:
В осеннем лесу на развилке дорог
Стоял я, задумавшись, у поворота;
Пути было два, и мир был широк,
Однако и я раздвоиться не мог,
И надо было решаться на что-то.
Я выбрал дорогу, что вправо вела
И, повернув, пропадала в чащобе.
Нехоженнее, что ли, она была
И больше, казалось мне, заросла;
А впрочем, заросшими были обе.
Кевин смотрит на меня исподлобья, опершись рукой на столешницу.
И обе манили, радуя глаз
Сухой желтизною листвы сыпучей.
Другую оставил я про запас,
Хотя и догадывался в тот час,
Что вряд ли вернуться выпадет случай.
Еще я вспомню когда-нибудь
Далекое это утро лесное:
Ведь был и другой предо мною путь,
Но я решил направо свернуть —
И это решило все остальное.
Я вскидываю подбородок. Кевин молчит. Вопросительно смотрю на него в ожидании мнения. Что скажешь на это, мистер Умный Умник?
– Убийственно, – отмечает он. По тону я понимаю, что он хотел сказать нечто вроде: «Это самая большая куча дерьма, которую я только видел, скорее убери ее с моих ботинок», но почему-то не стал.
Я спускаюсь