– Ты убедила меня, что с тобой все в порядке, что ты все пережила. – Отец остановился за спиной, помолчал и заговорил тише: – Я тебе поверил. Но теперь вижу, что поторопился. Ты не справляешься. Тебе все еще нужна помощь.
Рик пошевелился во сне и тихо вздохнул. Отец отошел к балкону на другой конец комнаты, явно ожидая, что я подойду к нему.
Хотела бы я все пережить и пойти дальше, но для этого нужно слишком много и того, чего у меня нет: прощения Марты, объяснения с Чарли, прощания с Джошем.
– Что произошло в Нойферхау? – отец заговорил громко, но когда я подошла, зашептал, хоть и знал, что Рик ничего не услышит. – Тебе нужно было прочитать с бумажки три предложения. Ты их могла и без бумажки запомнить, так что дело явно не в плохой памяти. А сейчас ты просто должна была дать согласие. И все. Зачем ты спросила про печатку? В чем дело?
– Прости, я понимаю, я тебя подвела…
– Дело не во мне, Тереза. Дело в твоих подданных. Это их ты чуть не подвела. Чуть не заступила за ту самую грань, когда милые чудачества переходят в патологию. Ты правитель страны, и должна поддерживать дух нации, нести своему народу мудрость и силу. Править так, чтобы удостоиться личного портрета в галерее предков, как королева Хильдегарда.
Больше всего я боялась, что подведу Джоша, не оправдаю его надежд и опозорюсь как королева. Странно, если это случится из-за плюшевой белки или печатки с голубем. Просто случайность, что сегодня все совпало, даже не знаю, почему я так отреагировала на изображение голубя. Это будто было «стоп». Но с чего вдруг? Черт, глупо получилось. Нужно что-то делать…
– Сегодня… случился форс-мажор. Такого больше не повторится.
– Упоминания Виктора я тоже не ожидал. Это неприятно, понимаю, но мы до сих пор натыкаемся на результаты его деятельности, с этим ничего не поделаешь…
– Перестань! О Викторе мы говорили уже достаточно. Хватит!
Отец недовольно поджал губы. За последние три года наши отношения совершенно изменились. Мы с ним столько раз раскрывали друг перед другом душу, потому что иначе все, что мы пережили, не имело бы смысла, но каждый раз нам было тяжело, будто впервые. Меня до сих пор мучило чувство вины за то, что не сказала о Чарли, но зачем, если его здесь нет, и он живет своей жизнью. Если бы можно было получить прощение Марты, я бы смирилась, смогла бы начать сначала.
– Так что с печаткой? – допытывался отец. – Зачем ты об этом спросила?
Я покачала головой. Как тут объяснишь? Печатка совершенно ни при чем.
– Последнее время ты какая-то дерганая. Это связано с Куртом? – неожиданно жестко спросил он.
Я похолодела. Неужели он нашел папки и знает, чем занимается Курт в Сан-Франциско?
– С чего ты взял?
– Вы постоянно секретничаете, запираетесь. Думаешь, я не замечаю? Это