– Вьюгин, Валерий Палыч, в палату пожалте, – она повелительно качнула головой, с меня у них начиналась смена, я был гордостью всего отделения, потому что реанимацию не отделяли, врачи работали и там, и тут. Спасти пациента после четырёх минут клинической смерти, к тому же своего товарища – это была заслуженная гордость. Сколько раз меня шарахнули дефибриллятором, я, конечно, не знал, но по груди уже полоснули скальпелем, намереваясь вскрыть для прямого массажа, а взял и ожил, от этого или сам по себе… Теперь на груди у меня был шов, очень похожий на Танин…
Глава 3. Лягушка в сметане
…Я почувствовала это. Я будто это увидела во сне или как-то ещё, я не знаю, но…
Да, я очнулась ото сна или какой-то дрёмы именно потому, что мне явился в этом полусне Володя, который подошёл очень близко, мне казалось, наклонился надо мной спящей и сказал:
– Таня, Таня, проснись, Валера…
Что «Валера», я не поняла, только вздрогнула и пробудилась, оборачиваясь по сторонам и думая в изумлении, что Володя никогда Валеру по имени не назвал бы…
Но по порядку. Да, я была жива, я не взорвалась и не сгорела той ночью. Это был какой-то неизвестный подросток, беспризорник, похоже, который перелез через забор, чтобы пооткручивать зеркала с дорогих иномарок, стоящих во дворе. Такое случалось уже прежде, Марк упоминал, что соседи, которые знали его с детства, жаловались на бездействие милиции в этом вопросе. Я не обращала внимания на разговоры, но сам взрыв и того юношу я видел своими глазами той ночью. Да он и не юноша был, строго говоря, мальчишка, лет пятнадцать, возможно чуть-чуть старше Вани…
Но я опять забегаю вперёд, всё же надо по порядку…
Я приехала домой на Поварскую в двенадцатом часу ночи и застала Марка, во-первых: не одного, с ним были эти его «архангелы» – Глеб и Борис, а во-вторых: в каком-то странном возбуждённом состоянии.
– Танюша, наконец-то! – сказал он, выглянув в переднюю.
И дал знак обоим выметаться из дома. Мне не нравилось, что они стали при нём почти неотступно, какие-то тени, то ли телохранители, то ли какие-то странные друзья. Но на дружбу их отношения вовсе не были похожи: они оба смотрели на него с каким-то подобострастным восторгом, а Марк вовсе на них не смотрел, будто поверх голов всегда, словно искал лица выше, и не находил на уровне своих глаз, невольное высокомерие и оттого ещё более злостное.
– Я подгоню машину, – сказал Глеб.
– Не спеши. Часа четыре у нас есть.
Он вышли, беспрекословно подчинившись, причём вынесли пару дорожных сумок, а Марк, переодеваясь на ходу в свитер поверх футболки, поманил меня с собой в свой кабинет.
– Ты уезжаешь? – спросила я.
– И ты уезжаешь, – сказал Марк, выглянув в окно во двор, куда уже, думаю, спустились Глеб и Борис. – Выжди пару часов после нас и уходи. Спрячься, забейся в самый дальний медвежий угол Советского союза, ну то есть России, так чтобы никто не смог тебя найти. Не бери с собой документов, только вот эти.
Он выложил на стол паспорт российский и заграничный