Интуиция подсказывает мне, что это была скорее последняя неприглядная и недостойная провокация со стороны старухи, которая прекрасно знала, кем был этот молодой галерист, и единственной целью которой было унизить его, чтобы заставить заплатить побольше за те фотографии, что она ему продала.
И это заставило меня испытать сомнения… «Майн кампф» пригасила мой энтузиазм. Готова ли я месяцами идти по стопам лицемерной антисемитки? Можно ли писать о ком-то, не любя своего героя? Но я надеялась хотя бы понять, почему и как она стала такой, какой была. Почему у нее что-то пошло не так, почему она до этого дошла, почему купила эту книгу.
Страница за страницей я все-таки продолжу это путешествие. Наведу справки о каждом имени без изъятий. Почему оно попало в записную книжку? Какое место этот человек занимал в ее жизни? На свете существует множество эпистолярных романов, почему бы не составить биографию из историй отношений с каждым из тех, кто значится в записной книжке? Что-то мне подсказывало, что это позабавило бы Дору и ее друзей-сюрреалистов: играть с найденным предметом, извлекать адреса, как вытягивают нитку из клубка, искать, следуя интуиции, задавать вопросы и, если больше никто не может на них ответить, предполагать, воображать…
Понятно, что в книжке есть имена, которые были записаны почти случайно. Фамилии, которые не удастся разобрать. Адреса без истории. Но я заставлю говорить архивы, телефонные справочники, письма, фотографии. Я воспользуюсь малейшим намеком. Я вторгнусь в ее отношения, с известными и никому не известными людьми. И, переходя от одного к другому, руководствуясь логикой или довольствуясь интуицией, возможно, как в игре в чепуху, составлю зарисовку ее вселенной: «Скажи мне, с кем встречаешься, и я скажу тебе, кто ты».
Однако с кого начать? Сам список подсказывал алфавитный порядок: «А», Арагон, Айяла… Марсель Флейс, блестящий знаток сюрреализма, посоветовал мне именно это. Такой прием отвергает любую иерархию и хронологию. Однако он может оказаться таким же скучным, как пролистывание словаря.
Я могла бы предоставить управлять моим выбором случаю, перелистывая книжку с закрытыми глазами и принимая в качестве задачи первое имя, на котором остановится мой палец: например, Элюар…
Но ведь я решила дать говорить самой книжке, может, стоило просто послушать ее. Она шептала мне слова «находка», «найденный объект», «удача» и «случайность»… И уверенно привела к Бретону, признанному теоретику «объективной случайности».
«Находка объекта, – говорил он, – выполняет здесь ту же роль, что и сновидение, в том смысле, что освобождает человека от парализующих эмоциональных сомнений, утешает его и дает ему понять, что препятствие, которое он мог считать непреодолимым, преодолено».
Бретон,