– Будет что оставить.
– Как это?
– Все увидишь.
– А почему у тебя дрова горят таким плавным огнем?
– Делаю дымоход поуже, вот и горит плавно. Перестараешься – дым в помещение пойдет. Мне частенько от батяни доставалось, не умел я огонь разводить. А без огня человек в тайге пропал. С голоду, если в сознании, не помрешь. Тех же птиц замерзших найти можно, хвои пожевать или настой сделать. Конечно, неприятно, но жив будешь. Кстати, от цинги настой хвои очень помогает. На Колыме елки под Новый год из стланика делают. В стволе какого-нибудь дерева просверлят дырки и туда вставляют ветки стланика. Конечно, долго такая новогодняя елка не стоит, но в Новый год очень даже хорошо.
– А у тебя дом есть? – осторожно спросила Ирина. – Настоящий?
– Был, – неохотно ответил он. – Жена с сыном тоже были. А сейчас эта сучка сына… – Тряхнув головой, он замолчал.
– Но ее тоже понять можно, – проговорила Ирина. – Ты в тюрьме и…
– А ты бы мужа бросила?
– Не знаю… – Помолчав, Ирина вздохнула. – Мне с ним было хорошо только один год, первый. У меня дочь от другого. Вот и не получается у нас с Эдиком. Он сразу предупредил меня, что не будет Маше отцом и чтоб она его так не называла. А Маша не стала его признавать. Слушалась, не капризничала, но папой не называла. Эдик надеялся, что у нас будет общий ребенок. Но не вышло, не может он иметь детей. И знаешь, меня это даже обрадовало. Не хотела я делить любовь к Маше с другим ребенком. Наверное, потому, что Эдик не стал ей отцом. Извини, тебе это неинтересно…
– Знаешь, я никогда в жизни себя так не чувствовал. И разговоры другие, и все не так. А с тобой и слова какие-то другие говорю. – Он рассмеялся. – Я в детстве читать любил, но дед, да и батя бывало ремнем лупцевали – читать и считать можешь, и все, не для того ты эту науку постигал, чтоб всякие бредни перечитывать. Староверы дед с бабкой пытались и меня заставить в Бога ихнего поверить. А я не понимал, почему богов много и каждая религия не упоминает другого, ведь Христос, Будда, Аллах и еще какие-то есть. В общем, получил я немало за любовь к литературе, но добились они обратного. Не зря говорят – запретный плод сладок. И в лагере книга спасала. Там говорить вообще не о чем. Вспоминать не хочется. Слушать, как о себе рассказывают другие, тоже желания нет. Хотя бы потому, что знаешь – врут. Лагерь не то место, где о себе правду говорить можно.
– А ты говорил, что я чего-то не делала. Но что именно?…
– Просто запомни это, – резко ответил Иван и, натянув на голову лохматую шапку, вышел.
– Чего я не делала? – прошептала Ирина. – Очень странный товарищ. Хотя он мне жизнь спас. Но все-таки что же он такое сделал, чего я не делала? И почему он мне это сказал? Может быть, я узнаю об этом. Интересно, от кого и как? Петра загрызли волки. Все-таки иногда я была в сознании и помню. А я, значит, ела сову, вот он, странный вкус. Я до сих пор ощущаю его. Но что все-таки я не делала? Спрашивать его нельзя, он уже начал злиться. Ладно, все равно узнаю. Съездила, наладила товарооборот… – Она покачала головой. – А Эдик, значит, решил развестись.