– Прости.
(«Пгости».)
– И купила она черные розы. Поставила в вазу около кровати внучки. А ночью…
«Из цветов вылезла рука», – подумала Надя.
– Из роз вылезла рука.
Надя улыбнулась в кулак. Сколько лет прошло, сколько поколений сменилось, а страшилки одни и те же. Про гроб на колесиках, про пиковую даму и Надина любимая – про красные перчатки. В детстве ей даже кошмар приснился: ведьма с багровым лицом и багровыми лапами.
– Как это? – спросил скептик Митрофанов. – Прямо из бутонов?
– Прямо-прямо. Стала рука девочку душить.
«И так продолжалось три ночи», – подумала Надя.
– Девочка теряла вес, худела. Отец ее решил разобраться. Вооружился топором, лег к ней в кровать.
«А в двенадцать часов…»
– Из розы полезла рука. Отец – раз! – топором ударил, отрубил мизинец. Утром счастливая семья собралась на кухне, смотрят… – Ермолаев выдержал эффектную паузу. – А у бабушки мизинца нет!
Надя распахнула дверь, и темнота заверещала детскими голосами.
– А ну молчок! – цыкнула вожатая. – Этаж мне перебудите.
– Надежда Юрьевна, – пискнул Митрофанов, – мы спим!
– Вижу я, как вы спите. Двенадцать часов…
– У-у-у… – загудел Ермолаев.
– Я кому-то тут поукаю! – пригрозила Надя. – Давайте на боковую.
– А если бессонница? – закряхтели пружины сбоку.
– Считайте овечек. Спорим, не досчитаете до ста?
– Спорим!
– Ну все, спите. Ермолаев?
– Да, Надежд Юрьна?
– Классная история.
Она прикрыла дверь. Пошла по скрипящим половицам в комнату персонала. Койки пустовали. Воспитатели сбежали на пляж пить портвейн и целоваться.
А ей надо придумывать кричалку и зубрить сценарий закрытия смены.
Надя сгорбилась над столом, заваленным плакатами.
– Мы прощаемся сегодня, до свиданья говорим.
После тридцатой овечки дети покинули кровати, просеменили по коридору и тихонько вошли в воспитательскую комнату. Надя просила, плакала, выла. Но никто не проснулся на этаже. Когда дети сходили по лестнице – к берегу, к фигуркам взрослых у моря, их ручки были словно одеты в красные перчатки.
Тверь…
Дежурная сестра послюнявила палец.
Что за напасть?
«Падение в бездну – к сердечной болезни».
Она помассировала грудную клетку.
Этого только не хватало. Почки, гастрит, гайморит… Но мотор пока не барахлит, тьфу-тьфу-тьфу.
Она отложила сонник, взяла другой, потолще.
«Пэ». Падает посуда, падает снег, падает метеорит… Падение в бездну.
«Ваша жизнь на грани серьезных перемен».
По травматологическому отделению пробежал сквозняк. В одной из палат что-то глухо стукнуло – сестра хмуро огляделась, но не покинула пост. Плотнее укуталась шалью.
Перемены… перемены, это плохо. Сменится главврач, и ее отправят на пенсию. А жить как?
Третий толкователь, в измочаленной