«Гадкие слезы! – думал он, зарываясь лицом в подушку. – Пожалуй, я не смогу объяснить отцу про четки, разрыдаюсь. Тайно подложить ему в комнату? Ну уж нет! Грешник должен понести наказание!»
Коралловые шарики отягощали кулак, будто горсть булыжников. Внезапно тяжесть вышла из руки и разлилась по всему телу. Маленький Данте провалился в сон. Проснулся он уже от колокола, созывающего всех жителей Флоренции на утреннюю молитву.
Резкий холодный звон разбивал на мелкие осколки полусонные грезы. Дрожа от утреннего холода, мальчик сбежал по крутой лестнице на первый этаж. Все давно встали. Мачеха, мадонна Лаппа, торопливо надевала зеленое драповое манто. Паола завязывала капор на голове сестрички Гаэтаны. Попутно придирчиво оглядывала младенца Франческо, спящего на руках кормилицы. Минута – и все семейство, за исключением главы, выскочило на узкую улочку, по которой бежали ручейки грязной воды, и помчалось вместе с другими флорентийцами, дабы не опоздать на мессу.
«Опять он пропускает службу!» – со злостью думал мальчик, глядя под ноги, чтобы не ступить в навоз. Соседи Алигьери держали корову, которая частенько бродила по улице, просовывая морду в чужие дворы в поисках травы. В целом она приносила меньший урон, чем стадо свиней с противоположного конца квартала. Те пытались сожрать все, до чего дотягивались. От свинского произвола страдали уличные художники, размешивающие яичные желтки для изготовления красок, и нотариусы, составляющие важные документы на скамьях под навесами. Однажды наглый боров ухитрился сжевать уже готовое завещание. Поднялся ужасный скандал, после которого список наследников значительно укоротился.
…Вместе с толпой маленький Дуранте втиснулся в кафедральный собор Святой Репараты, уже давно признанный слишком тесным для постоянно увеличивающегося населения Флоренции и доживающий свои последние годы. Мальчик забился в боковой неф, где стояла статуя святой, земной путь которой окончился в 12 лет. По преданию, за исповедание христианства девушку бросили в печь, но она вышла оттуда невредимой. Тогда Репарате отрубили голову, и безгрешная душа в виде белого голубя взмыла к облакам.
Коралловые шарики тянули карман. Но еще больше угнетало воспоминание об ужасной сцене, после которой они появились.
Два дня назад Дуранте, возвращаясь из школы, еще с улицы услышал гневный голос отца и внутренне сжался. Тяжелую руку предка его бока знали очень хорошо. Правда, ничего плохого сегодня не происходило. Даже магистр ни разу не замахнулся на него палкой. Но патер в пылу гнева мог припомнить кувшин сладкого миндального молока, выпитый без разрешения на прошлой неделе. А детская находилась под самой крышей, путь туда лежал мимо отцовского кабинета.
Мальчик осторожно переступил порог родного дома и застыл, прислушиваясь к перебранке на втором этаже.
– Сначала умоляете помочь! Валяетесь у меня в ногах, прося денег! Заставляете меня рисковать последним куском хлеба, а потом смеете угрожать