– Над живыми не плачем, а только улыбаемся! – приказал Руднев, войдя в палату интенсивной терапии.
Мать девочки утерла белые щеки. Закивала.
– Говорите с ней.
– Я говорю-говорю! – стала защищаться она. – Ей уже лучше? Она слышит?
– Ей тяжело, но она борется, – ответил Руднев.
– Но у нее даже синяков нет!
– Нас больше волнует ее сердце. Оно сильно пострадало при падении. А сейчас на него легла большая нагрузка, потому что другие органы тоже получили травмы. – Илья проверил показатели. – У нее есть папа? – спросил он, не припоминая, что видел его в реанимации.
– Ему пришлось отъехать.
– Скажите папе, чтобы он тоже был рядом.
– Да-да. Знаете, он боится.
– Чего?
– Быть здесь. Ему очень страшно.
– Понимаю, – сказал Руднев, изображая улыбку. – Мужчины – самые трусливые создания на Земле.
– Понимаете? У вас есть дети?
– Ф-ф-ф, – выдохнул он. – Нет, детей нет. Но, пожалуйста, убедите отца, что он должен быть тут. Это поможет его дочке.
«И ему самому», – добавил он в мыслях.
Он обернулся к третьей койке.
– Почему не отгородили? Я же просил!
На Руднева смотрели испуганные глаза. Он подошел к мальчику, и, пока катили ширму, Илья стоял над ним.
– Ну ты как, боец?
Мальчик молчал.
– Здесь сильно болит?
Руднев легко коснулся груди больного, в которой терлись друг о друга переломанные ребра.
Почувствовав прикосновение, грудь мальчика заходила от частых, почти лихорадочных вздохов. Руднев отнял ладонь. Он увидел, как мальчик жмурится изо всех сил, прогоняя от себя незнакомца и пришедшую с ним боль.
– Да что же ты? Не бойся.
Илья ушел, так и не дождавшись, когда мальчик посмотрит на него.
Утренний двор. Пустынный. Только молодая лохматая собака шуршала в листве. Завидев человека, пес отряхнулся и с настроением бросился к нему. Он подпрыгнул, ткнул носом руку. Но молчаливый человек не хотел играть, и у него не было для него угощения. Он даже не шевелился, просто стоял, как неживой, и глаза его были закрыты. Тогда пес окликнул человека лаем, и тот что-то ответил. Голос его был короткий и хриплый, как рык, а глаза сделались злые. Пес склонил голову и лег рядом.
Небо посветлело. Со стороны главных ворот доносились голоса. На посту охраны кто-то громко кашлял от курева, над головой кашляли вороны.
– Прочь! – снова сказал Руднев.
А пес смотрел на него добрыми, блестящими, как лужи, глазами и словно был рад новому дню. Он, балбес, не знал, как давно тянется это утро. Он, дурак, – счастливый. Руднев опустился и положил руку на мокрую, острую собачью спину. Смена Ильи была окончена, но не окончена