– Что ты делаешь? – сорвалось с губ, хотя вопрос был глупым. Наверно поэтому Суворов не стал на него отвечать, лишь молча обхватил мой подбородок рукой и сжал, уверенно впиваясь в губы.
Поцелуй-таран, поцелуй-вторжение. Ни капли нежности, ни грамма сладости, лишь моя помада разбавила эту грубость нотками ягод и только.
Мой выдох в ответ на неожиданность этой ласки, его вдох в секунду, когда отстранился, чтобы вернуться в реальность.
Но не помогло.
Снова смял, завладел, вжался в меня губами, заставляя подчиниться и покорно ответить. И будто не было этих паршивых дней, мы словно снова вернулись в тот самый вечер, когда вдвоем и так легко и просто быть рядом, когда так вкусно и жадно друг друга дразнить ласками. Будто и не расставались.
Пашка разжал пальцы на подбородке и заскользил ими ниже, к шее, чуть придушил, кровь в моих венах взревела. Возмущение тугой волной прошибло тело и ударило по кончикам пальцев, которые я потянула к его руке, чтобы ослабить хват, но он не дал тормознуть. Опустил руку еще ниже и смял грудь, срывая с моих губ шумный выдох. Пожалела, что платье – водолазка. Захотелось сорвать его к чертям и дать этому дьяволу доступ к телу, наверно поэтому выгнулась навстречу прикосновению и не возражала, когда сжал заострившийся сосок по-хозяйски играя с ним кончиком большого пальца.
Ладони скользили по подоконнику, спина под неудобным углом ныла, хотелось сменить позу, и я слегка повела плечами, что не укрылось от Суворова. Сжал мои бедра, поддел и усадил на подоконник, вклиниваясь между. Твердость его тела красноречиво напомнила, что он немаленький и дрожь возбуждения прокатилась под кожей, напитывая клеточки жаждой.
– Ты заслуживаешь порку Журавлёва, – рокот его голоса вибрацией проник в вены и, если бы ни жесткая хватка на бедрах, я бы поерзала, до того неприязненно он звучал. – Смачную порку, чтобы не могла сидеть целый день после. Чтобы твой сочный зад покраснел от шлепков. Чтобы кожа моих ладоней горела так же сильно.
Дышал тяжело, но губ от моих не отнял, все так же близко, касаясь их будто магнитом притянутый.
– Не люблю, когда меня душат, – оскалилась в ответ, вскинула бы взгляд, но слишком тяжелые веки, слишком давит аура этой сволочи. Слишком сладко его дыхание на моих губах.
– А я не люблю, когда меня отшивают, – ответил в унисон и подался бедрами вперед, заставляя меня растечься как восковая свеча от этих ощущений. – Ты нарвешься, и я возьму тебя грубо, чтобы запомнила и в следующий раз не разбрасывалась словами…
– Я больше не буду с тобой спать Суворов, – уперлась ладошками в грудь между полами расстегнутой кожанки и ощутила бешенный стук сердца под каменной грудой мышц. – Так что оставь свои угрозы. И отойди.
И никогда, ни разу в жизни я не ощущала большего разочарования от того, что мужчина послушал меня и выполнил то, о чем просила.
Верно