– Смотри, холмы!
– Холмы, смотри!
– Смотри, смотри!
– Холмы, холмы!
Семью богатырями склоны возвышались над тихими речками. Они верховодили местными птицами, приказывали лесам, помыкали дикой живностью и, кажется, дышали каждой пористой клеточкой. Скворец втянул в каплевидные ноздри местную влажность, и в пазухи залился приятный сладковатый привкус, который напомнил о детских беспризорных годах, а еще – о подрагивающей дымке на закате и ягодных тропках. Он дома. Скворчихи с придыханием смотрели на своего повелителя, ожидая его справедливого суда. На горбатом лице показался бравый прищур, который был знаком многим из них по прежним лихим временам. Чуб закачался, а из-под него прокатились долгожданные слова: «Гоже здесь жить!»
Вдруг земля вздрогнула и приподнялась. Под морщинистым слоем пробежали жаркие искорки. Они утоляли солнечный голод поникшей травы, насыщая жизненной магией. Вскоре Любимый Скворчонок заприметил, что под ним уже не примятая жухлая травка, а ароматная и пушистая, словно зеленое облачко с желтыми прожилками из горицвета. Ветерок больше не тревожил. Мальчик скинул дырявую обувку, чтобы белесая кожа прижалась к весенней свежести и вспомнила, как по телу разливается благодать.
И не было здесь никого. Только кукушки отливали округлые звуки, выбирая для песен самые укромные уголки леса. Только под низкой травой вертелись пучеглазые ящерицы, пугая впечатлительных юных жен, которые в чем мать родила скакали вниз к прохладным водам, взбивая грубыми ступнями голубизну Волги и желтизну Оки. Только детский хохот вился, кудрявился, то иссякая, то вновь возрождаясь. Первые месяцы скворчата то и делали, что носились по вершинам, притворяясь сильными жеребцами, но не теми, что они видели на городских базарах оседланными и подкованными, а дикими, свободными, резвыми.
Любимый Скворчонок истоптал последнюю пару дубленой обувки, которая досталась ему от старшего брата, а тому – от его старшего брата. Когда он резвился на дальнем, седьмом холме, перепрыгивая с камня на камень, острый краешек минеральной породы чиркнул по измученной свиной коже и продрал пятку. Любимый Скворчонок по-отцовски пожал плечами и поплелся к хижине своей матери, которая умела приводить в порядок самые никчемные и потерянные вещи. Другие жены пользовались ее способностями и заваливали работой от заката до рассвета. Близилась зима, и трудиться приходилось все больше и больше, а новой одежды для суровой вьюги и снежных песен скворчихи до сих пор не приготовили. На многие километры они не увидели ни зайцев, ни лосей – меха не сыскать.
А