Сюда мы прибыли в составе двух рот «Гольф» и «Альфа», общей численностью около 300 человек. Это тоже меня смущало и наводило на подозрения. Это было чем-то новым и нихрена мать вашу не манящим. Абсолютно не манящим…
В тот день, при мне был мой Кольт, винтовка М16, 8 запасных магазинов к ней, два мачете и мой нож Боуи. Впоследствии мне пришлось пожалеть о том, что не взял больше патронов и отказался от М60. От пулемёта я отказался потому, что привык работать налегке. Мой глаз постоянно посматривал на нож Боуи в чехле, висящем на моём ремне. И на два мачете, которые висели в чехлах на моей спине. Благо никто не мог у меня их отнять. Потому что по ходу продвижения рассказа, вы поймёте, что я как угадал их надобность в этом сражении. Каска? Хотелось бы сказать к чёрту, но пришлось её надеть. Почему?
А потому, что перед нами были две вещи, уже говорящие о том, что что-то было не так. Первое. Двухсотметровая дорога, по обеим сторонам от неё были обширные плантации риса. Такая открытая территория была очень опасна. Второе. Посреди дороги находился подорванный танк наших союзников из Южновьетнамской армии. Рядом с ним лежало несколько трупов, и один свисал с башни танка. Подорвать громадный танк…, чёрт! Да, мы в полной заднице. Об этом не мог догадаться только младенец.
Мы выдвинулись в путь. Тогда я подумал о том, что Паскуаль везучий сукин сын, ведь он шёл, где-то в середине или в конце. А я тащил свою задницу в голове колонны. И, тогда-то началась битва за Хюэ! Настоящая битва.
Голова колонны, где я шел, попала под мощнейший обстрел. Солдаты быстро бросились к земле и начали стрелять кто куда. Сразу же в голову пришла мысль, почему мне больше по душе ножи. Из-за громких выстрелов у меня звенело в ушах, и я был сбит с толку, пыль, поднимавшаяся после каждого выстрела из М16 застилала мне глаза, как и плохо закреплённая на голове каска. Приходилось постоянно её поправлять. Я ничего не видел и не слышал, только, что-то пыталось постукивать в мои перепонки. Это были выстрелы, из окружающих меня М16 и М60. Свист пуль чувствовался кожей. Данное явление поражало, я удивлялся тому, что всё ещё жив. Удивило меня данное состояние вдвойне, после того, как я решил обернуться.
Повсюду были убитые и раненные солдаты. Тела, омытые своей же кровью. Стоны, меня не пугали. Я их не слышал, из-за звона в ушах. Пугало два вопроса. Почему они? И, когда стоящего на очереди к смерти Брюса Уолкера позовут и скажут о наступлении его черёда?
Я отвернулся и задержал свой взгляд на лежащем справа от меня чернокожем парне. Его левое