Я прислушиваюсь еще тщательнее и жду, когда кто-то обратится ко мне, скажет что-то важное или назовет меня по имени. Но никто не делает этого.
Я слышу чужие имена, смех, разговоры, звуки перелистывающихся страниц, скрежет молний расстегивающихся рюкзаков, слышу, как кто-то спрашивает о домашке на завтра, о форме, о контрольном срезе.
Темнота говорит со мной, я слышу. Она хочет сказать что-то значимое, достать кусочек моего прошлого, который так нужен беспомощной, разбившейся о скалы памяти. Но я ничего не могу понять и осмыслить, словно между мной и моими воспоминаниями стоит невидимая стена – как я ни стараюсь, не могу ни обойти ее, ни найти лазейку, чтобы пробраться к своему прошлому.
Остается только стоять и прислушиваться, надеясь выудить из звуков хоть что-нибудь.
Вдруг темнота начинает сужаться и отдаляться, голоса уходят, а на их место встают другие, более реальные звуки.
Мне мерещатся звуки саксофона. Тихая, почти забытая мелодия, перекаты от томных низких нот до высоких проникновенных.
Затем я слышу скрип – словно кто-то толкает дверь, слышу шаги, стук открывающихся ставен на окне, снова шаги, а затем мягкий и незнакомый мужской голос.
– Говорю же тебе, Эдгар, сейчас отправлять в краевой госпиталь не нужно, опасно. Дай ей немного времени. Отлежится, придет в себя, хотя бы вставать и ходить начнет.
– Надо было в море ее бросить, – отрезает другой, уже известный мне голос. Все равно не выживет.
– Что ты несешь, побойся Бога!
– А на черта она мне здесь? Живой труп! А если очнется, то все равно не вспомнит ничего, все мозги, наверное, с кровью вытекли.
– Эдгар! – второй голос становится резким. – Успокойся, она выживет. Я же врач, я осмотрел ее, такие у нас уже бывали.
– Да как ты не поймешь, Влад, – мой спаситель повышает тон. – Мне плевать, выживет она или сдохнет, мне просто плевать на эту девку! – Его громкий голос басит, и мне кажется, что все вокруг начинает вибрировать в такт каждому слову. – Я забочусь, чтобы сюда менты, врачи, безутешные родственники не сбежались, и чтобы она мне весь дом кровью не уделала. Вот и все, понимаешь? Остальное меня не беспокоит.
– Эдгар, нужно подождать несколько дней, и тогда… – врач пытается перечить, но хозяин дома перебивает его.
– Либо забирай ее и уходи, либо на лучшее можешь не надеяться.
Страх сдавливает виски.
Я хочу открыть глаза, чтобы понять, где нахожусь, но боюсь сделать это. Да и какая разница, где, самое главное, что я в логове чудовища.
Снова раздаются шаги. Скрип двери, но уже другой, более далекой.
– Не убьешь же ты ее? – обреченно спрашивает врач.
– Не убью, – голос звучит далеко, еле слышно, как будто с улицы или из другого помещения. – Но и помогать не собираюсь.
Скрипучая дверь со стуком захлопывается.
Я открываю глаза и осматриваю небольшую скромную комнату. Старый комод, кровать, на которой я лежу, деревянное окно, смотрящее на лес грязными стеклами, и тусклая лампа над дверью.
Где