Черный вернулся на свое ложе и через некоторое время я услышал его спокойное ровное дыхание. Он спал; а я все еще слышал этот разгул. Моя душа словно отделилась от тела, я чувствовал себя одновременно и в нашей комнате, и в другой части замка, видел одновременно и темные балки на нашем потолке, и красивые витражи в зале, где принц готовился к поединку. Мое воспаленное воображение рисовало мне одну картину за другой, и мороз пробегал по коже. Я пытался остановить эти мысли, и не мог от них избавиться, я словно сошел с ума и бредил…
Казалось, праздник вошел в свою кульминацию. Зед, окончательно распаленный, опьяневший до безумия, хохотал, расшвыривая мебель. Он рычал, рыком своим понукая и распаляя свою ярость – ту, которой он рассчитывал устрашить Черного. Наверное, я и в правду сошел с ума – или же я обдышался здешними благовониями, и у меня разыгралось воображение. Но, так или иначе, а стоило мне закрыть глаза, как я словно переносился в полутемный бойцовский зал, богато украшенный, с красивыми витражами и уставленный дорогой мебелью, с шелковой обивкой на стенах, но гнетущий своей темнотой (правда, кое-где тонкий шелк был оборван чьей-то неосторожной рукой, а где-то испачкан сальными пятнами), по стенам которого плясали рваные грязные тени. И он обретал плоть и запах, и я чуял горящий жир в факелах, и запах раскаленного железа, и вонь потных тел – видел даже сальный блеск в мокрых волосах, торчащих ежиком на недавно обритой голове… Зед брил голову, надо же.
– Я убью этого мальчишку! – орал он, и голос его разносился по замку, пропитывая каждый камень своим звуком и ненавистью. – Убью! И знаете за что? За то, что рождаются такие! За то, что он родился таким! Легко быть таким, как он, когда мир – а когда война? Сумеет ли он остаться таким же чистым, когда надо воевать и убивать?! И почему я должен уйти, когда не нужен?! Почему я вдруг стал не нужен?!
«Оттого, что ты готов убивать просто так, – ответил я. – Ты отнимаешь то, что тебе нравится у кого угодно, думая, что твои старые заслуги позволяют тебе это делать. Ты сам превратился в того врага, от которого когда-то защищал людей… Да нет. Думаю, ты всегда им и был – ты просто стоял не на той, а на этой стороне. И сражался не за людей, а за право потом отнимать у них то, что не отняли варвары. Дело не в мальчишке – дело в тебе».
Зед на миг смолк, раскрыв рот. Он словно услышал меня, словно моя мысль проникла в его голову. Но это, разумеется, просто мне показалось. Миг – и мутная пелена спала с его глаз, и они снова загорелись, словно уголья, и зубы заскрежетали еще сильнее, едва ли не крошась.
– Это мое государство, – произнес он, обводя тяжким взглядом людей, которые тоже были так пьяны, что не соображали, что он им говорит, и его слова тонули в бессмысленных выкриках и скотском хохоте. – Я долго шел к тому, чтобы жить не в походной палатке, а в замке!