Отражения отторжений. Виталий Белицкий

в одной коробке с детьми элиты.

      Почему я стал таким?

      Я не хотел стать такими, как вы.

      Помню сизый, зеленоватый дым в подъездах.

      Помню их глаза – да как ты мог.

      Действительно, да как я мог.

      Позорище. А перед кем мне отчитаться?

      Мне никто не есть авторитет.

      Я воспитан сам собой.

      И все тут.

      Не поступаю шагами втоптанными

      Протоптанной дорогой лицемеров.

      Странные понятия мне чужды.

      Да и я им не особо нужен.

      Помню свой последний танец – долг отдал.

      И выпускной свой. Ленты и шары.

      Красивые слова. И никто меня не видел.

      А кто пришел – стоило ли того?

      Помню, выхожу из поезда, холодно.

      Ночь морозная, хоть и лето.

      Новый город, а я снова один.

      И в поисках еды, жилья, я так часто

      В исступлении напивался,

      Просто выход искал.

      А выход там же, где и вход.

      Я снова выбрался, познал суровые и строгие

      Науки высокие. А толку?

      Все тот же притон, все те же лицемеры.

      Я встречал все добрые вести на коротких перекурах,

      Весь измотанный, чтобы можно было жить.

      И снова я познал все то,

      Зачем поэту ходить под Луной.

      Все то, ради чего он творит.

      Ради жизни и любви.

      Надолго ли?

      Били вы ли раз хоть стену?

      Оставляли там печати крови?

      Я был чувству верным.

      А чувство меня швырнуло в окно.

      И боясь в него выйти,

      Я желал, чтобы на меня оно упало само.

      Да, я снова выжил.

      Помню все.

      Головные боли, морозные дороги к больницам.

      Холодные руки врачей,

      Сирены скорых.

      Помню, как сидел в участках,

      Помню, как напивался в ноль,

      Как уходил в Нирваны покой.

      Я так часто ходил по краю,

      Что где реальности грани – не знаю.

      И вот мне уже за двадцать,

      А будто все пятьдесят.

      Я сижу на кухне,

      Снова копаюсь в проблемах.

      Я добивался вершин,

      С них падал, катился, разбивая локти.

      Но снова вставал и пытался лететь,

      Зная, что я не смогу умереть.

      Мое вечное – в двухсот стихах.

      Я помню все,

      И все красивые слова.