«Федя!
Ты видишь недовольство и какую-то грусть во мне.
Я всем довольна – и тобой, и нашей дружбой.
Но зачем я грущу? Может, не довольна дружбой с тобой? Нет, я бы никогда не порвала её. Может быть, я жалею, что отдала тебе свою любовь? Нет, нет, я люблю тебя, очень люблю, и больше мне ничего не надо.
Зачем я так робко люблю?
Может быть, я ревную?
Нет, ревновать – значит унижать и тебя, и себя.
Я люблю тебя первого и последнего, но не побоюсь и сказать, что я тебя не люблю, если это будет надо.
Лыжи будут.
Нина Г.
Извини за неопрятность письма».
Всю свою жизнь Нина Гурьева хранила школьное фото, подаренное ей Федей Абрамовым, на которой они были сфотографированы вместе. На оборотной стороне её даритель красивым, ещё не испорченным писательским трудом почерком написал:
«Вспомни нашу бурную юношескую память
и любовь в Карпогорах.
15. IX.37 г. Фёдор Абрамов».
И она помнила.
Студент
Филологический факультет Ленинградского университета, по всей видимости, был мечтой Фёдора Абрамова. Сразу же после окончания школы он подал документы в уже начавшую работать приёмную комиссию с заявлением зачислить на филологический факультет на отделение русского языка и литературы. Все необходимые документы Фёдор отправил почтой и спустя положенное время получил ответное письмо о зачислении в университет.
А в конце августа 1938 года Федя Абрамов и ещё двое выпускников Карпогорской школы – Валентина Завернина и Михаил Земцовский – на лодке по родной Пинеге отправились на учёбу. Их общий путь лежал до Архангельска, а Фёдору предстояло ехать дальше – в Ленинград (так вспоминала Валентина Завернина).
Здание филфака находилось на Университетской набережной Невы, в старинном здании Дворца императора Петра II, выстроенного при Марте Скавронской, больше известной под именем императрицы Екатерины I. Невысокое, словно «растёкшееся» по набережной, с небольшими оконцами петровской поры, оно мало походило на шумное учебное заведение. Причём, и это будет уместно отметить, 1938 год был всего лишь вторым годом существования филологического факультета, который был образован годом раньше путем слияния существовавших на тот момент литературного и лингвистического факультетов.
Фёдор Абрамов ровным счётом почти ничего не написал о своей студенческой поре, а то, что есть, – малые штрихи, из которых вряд ли можно составить портрет Абрамова-студента. Не написал, наверное, потому, что университет и война слились в его восприятии в единое целое. Не желал ещё раз пропускать сквозь душу и сердце имена друзей, чьи жизни оборвала война.
В своём выступлении на встрече выпускников филфака в 1978 году Фёдор Александрович с грустью отметит: «…Как много незаурядных