Учительница Карпогорской школы Павла Фёдоровна Фофонова вспоминала, что Фёдор Абрамов, придя в школу, «…был… маленьким, худеньким, очень скромным мальчиком. Одевался так же, как и все. Но его сразу заметили, так как он учился хорошо. Фёдор активно участвовал в пионерских и комсомольских делах. Любил читать стихи со сцены, много увлекался художественной литературой».
Одноклассник Абрамова Александр Диомидович Новиков вспоминал, что в Пушкинские дни, а в 1937 году по всей стране отмечалось столетие со дня гибели Александра Сергеевича Пушкина, «…чуть ли не все драматические произведения поэта “через сцену пропустили”. Десятиклассник Фёдор Абрамов читал стихи, играл Гришку-самозванца в отрывке из “Бориса Годунова”». Вспоминал, как «в старших классах вдвоём с Абрамовым готовили в селе ворошиловских стрелков, ходили вместе на стрельбище, получили значки Осоавиахима и ГТО…»26.
Школе тогда даже была выделена Пушкинская стипендия и её присудили Феде Абрамову.
Но ещё раньше, в седьмом классе, Фёдор Абрамов при Карпогорском районном обществе Красного Креста сдал все нормы на значок «Готов к санитарной обороне» (ГСО) и ему были вручены удостоверение № 4 от 24 октября 1935 года и значок ГСО № 30923227. Фёдор Абрамов вновь стал одним из первых из числа учащихся Карпогорской школы, кто удостоился значка ГСО, особое положение о котором было утверждено ЦИК СССР 20 февраля 1934 года.
1938-й стал не только годом окончания школы Фёдором Абрамовым, но и годом глубоких потрясений, которых он ещё не мог в полной мере осмыслить. Последовав за суровым 1937-м, этот год ещё туже затянул гордиев узел мнимой борьбы с «врагами народа». В стране один за другим шли политические процессы. «Карающий меч диктатуры пролетариата» – НКВД – упорно делал своё дело.
И вот эта беда добралась до Карпогорской средней школы. Весной 1938 года был арестован любимый всеми учениками, да что учениками, уважаемый всем карпогорским людом Алексей Фёдорович Калинцев. «Не уберегли, не уберегли мы, пинежане, своего учителя, – скажет многими годами позже уже с большой трибуны писатель Фёдор Абрамов. – Он пал жертвой подлой клеветы и наветов…» Перевернули обыском всю квартиру, изъяли самое ценное – книги, что могло очернить его как «врага-троцкиста», и увели, увели в ночь накануне его экзамена в десятом выпускном, когда Карпогоры ещё спали. А потом его, «ревматоидного, полуинвалида-старика», продержав больше месяца в едва отапливаемой сырой камере Карпогорского отдела НКВД, солнечным июньским днём в числе других арестованных отправили этапом в Архангельск. И его ученики, для которых он жил, старался работать и которых безумно любил, бежали за уходящим арестантским этапом, провожая дорогого им учителя. И в числе этой самой ребятни, отгоняемой конвоем, был и Фёдор Абрамов. «…ни один