Россия и борьба Греции за освобождение. От Екатерины II до Николая I. Очерки. Григорий Арш

берата и связанных с ним фирманов зависела от престижа той иностранной державы, для консульства которой предназначались эти документы. После основания русских консульств в Греции появился интерес к русскому берату, который стал цениться как французский (до того момента самый дорогостоящий). Об одном из случаев появления в Греции русских баратеров свидетельствует указание, данное посланником Я. И. Булгаковым 7 (18) июля 1785 г. генеральному консулу в Салониках Д. Мельникову: «Из принадлежащих к Салоникскому посту бератов выдать один тамошнему обывателю греку Димчо Теодори Мандуке, а зависящие от берата два фермана: 1) греку Темели Абрамосу, 2) жиду Лиезеру Сарфатию. Извещая об оном, прошу покорно в. в. б. [ваше высокоблагородие] не оставить их своим защищением во всех их нуждах и торгах на основании торговых прав, утвержденных для наших баратеров торговым трактатом, и именно артикулами 6, 9, 51, 55, 56 и пр., в силу коих должны они пользоваться всеми преимуществами наравне с нашими подданными»[136]. Употребленное Булгаковым слово «выдать» не означало, что эти документы выдавались бесплатно. Российский берат вместе с двумя фирманами, как и французский, стоил семь тысяч пиастров[137]. По тому времени это была большая сумма, и поэтому баратерами могли стать только купцы и другие состоятельные люди.

      Более общедоступным был другой способ получения покровительства России – эмиграция. Несколько тысяч греков, участников Архипелагской экспедиции 1770–1774 гг., переселилось в Россию сразу после Кючук-Кайнарджийского мира. Но тяга греков к эмиграции в дружественную страну не ослабла. Основание российских консульств в Греции дало ей новый толчок. По словам консула на Крите Шпалькгабера, «если бы я захотел удовлетворить всех тех, которые обращались ко мне, чтобы оставить родину и переехать в Россию, то думаю, что лишил бы эту страну почти половины греков»[138]. Некоторые из переселенцев возвращались в Грецию уже с русскими паспортами и таким образом приобретали право на защиту со стороны русских консулов.

      Появление в конце XVIII в. русских консулов в греческих землях усилило существовавшие у греков еще с первых веков чужеземного ига надежды на то, что их освобождение придет с Севера, со стороны великой единоверной державы. Об этом свидетельствует эпизод, рассказанный Шпалькгабером в одном из его донесений: «Прогуливаясь верхом с драгоманом и двумя янычарами, две гречанки остановили меня, желая знать, кто я таков, и, узнав о мне, спросили меня, когда освободите нас от сих варваров? Можно судить о моем смущении, так как сие произошло в присутствии янычаров, то и удалился я в скорости, ничего не отвечая»[139].

      Деятельность российских консулов в Греции, в частности, защита ими притесненной райи получила положительную оценку со стороны патриотически настроенных греческих современников. Так, виднейший греческий просветитель Адамантиос Кораис, живший во Франции и отнюдь не принадлежавший к кругу апологетов Екатерины II, в 1803 г. писал в своей известной записке «Mémoire sur l’état actuel de