– Смотри! Ещё один. Жертвует собой…
Грудь сковало холодом. Воздух кончился. Через хаос, минуя разум, напрямую в дух ввинтился его не терпящий возражений рык:
– Я задержу их. Беги! – «Боже! Люк, нет!». Миг, и он нырнул в прожорливое нутро, увлекая за собой всю инфернальную эскаладу. Разрыв с чавкающим утробным звуком свернулся и исчез. Ядовитые испарения вытеснил ледяной озон. В доме стало тихо. Не выл даже Жак. Расшатанные нервы не выдержали давления:
– Люк! Люу-уук! – Оглушённая, я отстранённо соображала, что это я – одна, мечусь по холлу, там, где ещё мгновение назад была брешь в пространстве.
Мои вопли прервал тот же режущий низкочастотный гул. Пытаясь определить источник, я попятилась, пока не вжалась спиной в дверь. Пространство в центре пошло светящимися неоновыми трещинами. Материя физического мира разошлась как холстина. И там, где от некогда висящей многоярусной пятиметровой люстры-водопада остался только обрывок стального троса, в разломе родился монстр.
«Мой», – я выдохнула и, медленно съезжая вниз, уже воспринимала происходящее под футуристическим26 углом.
Зацепившись за трос, хищник раскачивался под самым сводом. Сгустки оплавленной субстанции скатывались по нему гадкими склизкими потёками, пролетали пятнадцать метров вниз и, корчась на полу, растворялись в воздухе с шипением раскалённого металла. Аномалия закрылась. Мрак рассеялся. Инфернальное затмение прошло, словно было результатом стрессовой инсомнии27.
«Люк!», – не слыша ни звука от меня, он безошибочно нашёл цель и вдруг обессиленно сорвался с высоты. Меня оглушило грохотом. Он разнёс стеклянный стол, кожаный диван, смёл вазы с фруктами, цветы, глянцевые журналы, пролетел через весь атриум и, мгновенно перевоплощаясь человеком, вскочил на ноги и подхватил меня с пола.
– Вытащи меня! Верни себе! – Ободранные плечи, руки, торс, порез на скуле и глаза. Таких глаз я ещё не видела. В них – боль и невысказанные тайны. – Скажи: «Моя!». Ещё моя. Пожалуйста. Прошу. У меня нет больше времени.
С трепетом касаясь окровавленных плеч, я целовала всё, до чего могла дотянуться в тесных оковах и впадала в неконтролируемую истерику:
– Твоя. Твоя, любимый. Я с тобой… – Теряя равновесие, он покачнулся. И его кровоподтёки на лице и окровавленная нагота стоили