– У тебя все хорошо? – интересуюсь я, подходя поближе.
Но она тут же засовывает руки в карманы толстовки и выставляет вперед острые коленки.
Я никогда не резала себя, но одна девочка из моей школы периодически намеренно причиняла себе боль, так как ее мать умирала от рака яичников. Однажды мы обе в ожидании школьного психолога сидели на скамейке возле ее кабинета. Я обратила внимание, что она трогает шрамы на предплечье, которые напомнили мне отметки на дверном косяке моей спальни – каждый год в мой день рождения папа ставил меня к нему, чтобы замерить мой рост. Заметив, что я рассматриваю ее шрамы, девочка перестала их теребить и грубо спросила: «Чего тебе?»
Черные волосы незнакомки с причала заплетены в неряшливую косу, ее глаза совершенно сухие. Кажется, девочку страшно раздражает присутствие постороннего в ее тайном убежище.
– Что ты здесь делаешь? – спрашивает она, словно обвиняя меня в ужасном преступлении.
– Плаваю, – просто отвечаю я.
И тут мои щеки заливает румянец, потому что до меня доходит, что на мне надето. Я кидаюсь под скамейку, выхватываю оттуда позаимствованную футболку и натягиваю ее через голову.
– Лагуна закрыта для посещений, – говорит девочка.
Внезапно я понимаю, почему она кажется мне знакомой: мы вместе прибыли сюда на пароме. Она еще плакала, сидя на скамейке.
– Ты намеренно причиняешь себе боль? – спрашиваю я.
– Как и весь остров, – продолжает девочка, словно не слыша моего вопроса. – Из-за вируса ввели комендантский час с двух часов дня.
Я смотрю на низко висящее на небе солнце и начинаю догадываться, почему Пуэрто-Вильямиль показался мне настоящим городом-призраком.
– Я не знала, – честно признаюсь я и, нахмурив брови, интересуюсь: – Но если на всем острове комендантский час, то что здесь делаешь ты?
Не вынимая рук из карманов, девочка резко вскакивает.
– А мне плевать! – С этими словами она пускается бежать по деревянной дорожке, ведущей от причала в лес.
– Подожди! – кричу я и бросаюсь за ней вдогонку.
Но деревянный настил обжигает мои босые ноги, и, морщась, я вынуждена остановиться в тени. К тому времени, когда я, прихрамывая, возвращаюсь на причал за джинсами и кроссовками, морской лев тоже куда-то исчез.
Только на полпути домой до меня наконец доходит, что таинственная незнакомка говорила со мной по-английски.
Я слышу доносящиеся от дома Абуэлы крики еще до того, как он оказывается в зоне моей видимости. Пожилая женщина стоит на крыльце и пытается успокоить мужчину, который в чем-то с ней явно не согласен. Каждый раз, когда она касается его руки, он разражается потоком испанской речи.
– Эй! – окрикиваю я обидчика, подбегая к дому. Я вижу, как