Бездна Челленджера. Нил Шустерман

выдает сказитель. Попугай, успевающий слышать что угодно чуть ли не до того, как это звучит вслух, поправляет: поскольку земли даже с вороньего гнезда не видно, лучше было бы назвать ситуацию «адом на плаву».

      Девочка в чокере отвечает за поднятие боевого духа – что странно, сама-то она всегда мрачнее тучи.

      – Мы все умрем, и это будет больно, – постоянно повторяла она, хотя каждый раз ей удавалось подобрать новый синоним. Тоже мне боевой дух.

      Парень с мешочком костей неплохо навострился предсказывать будущее. Он повсюду таскает останки попугайского папаши, готовый по первому слову капитана разложить их и выдать пророчество.

      Повелитель костей признается мне, что бо́льшую часть предсказаний он выдумывает, но говорит достаточно туманно, чтобы ему поверил каждый, кому этого действительно хочется.

      – Почему ты так уверен, что я тебя не выдам? – интересуюсь я.

      Он улыбается:

      – Я легко могу напророчить, что матрос, которому на роду написаны слава и богатство, швырнет тебя за борт.

      После чего, конечно, дни мои будут сочтены. Должен признаться, этот парень не дурак.

      Штурман занят тем же, чем и всегда. Прокладывает курсы и ищет, чему бы довериться, чтобы добраться до впадины и вернуться назад.

      – На тебя у капитана особые планы, – говорит он мне. – Думаю, тебе понравится. – Потом он каким-то образом в четыре шага делает из «особых планов» «опухшие гланды» и начинает обеспокоенно ощупывать свое горло.

      – Ты, мой дерзкий двоечник, – говорит мне капитан, – будешь нашим придворным художником. – Одно упоминание отметки заставило мой лоб заболеть с новой силой. Хорошо, что на корабле нет ни одного зеркала, так что я хотя бы не вижу клейма. – Твоя задача – вести бортовой журнал в картинках.

      – Капитан предпочитает рисунки словам, – шепчет мне на ухо штурман, – потому что не умеет читать.

      41. Ничего интересного

      Я знаю, что должен ненавидеть капитана всей душой, и все-таки не могу. Не знаю почему. Причины, должно быть, зарыты на глубине Марианской впадины – они явно скрываются там, куда свет-то попадает, только если принести его с собой, а у меня с ним сейчас туго.