7 января, четверг.
Нет, мы не пошли на вечеринку на Гордон-сквер. Леонард вернулся слишком поздно, лил дождь, и мы действительно не хотели никуда идти. Его лекции имели большой успех. Одна пожилая дама сказала Леонарду, что они считают его своим личным другом на всю жизнь, а другая – что он единственный джентльмен, которого женщины-рабочие понимают. Он объяснял им переводные векселя45 и тому подобное в течение часа, а затем отвечал на вопросы, которые опять-таки были невероятно вдумчивыми. После обеда я отправилась в Воспитательный дом46 узнать, не сдадут ли нам Брунсвик-сквер или хотя бы половину дома, затем пошла в «Omega47», чтобы купить Джанет шаль, а потом на чай с ней. В больнице меня встретил мистер Чабб. Он сидел за письменным столом в очень уютной теплой комнате с видом на сад, а его ассистент в это время рисовал планы домов за высоким столом. Мистер Чабб начал толстеть. Он узнал меня и сразу стал чрезвычайно вежливым. Дом на Брунсвик-сквер уже почти отошел отставному госслужащему с Цейлона48 по имени Спенс, который, однако, может быть не против сдать нам два верхних этажа, что нас очень даже устроило бы. Я, разумеется, страстно захотела получить Брунсвик-сквер. Мистер Чабб, человек с бесконечным количеством свободного времени, любящий поболтать, обсудил со мной все возможности. Сам он не особо восхищается фресками Адриана49, но сказал, что большинству людей они нравятся. Цейлонский джентльмен50 предложил закрыть их занавесками, считая, по-видимому, слишком хорошими, чтобы уничтожать, хотя и не очень приятными глазу. Он холостяк, вероятно, довольно сварливый и некогда возглавлявший сумасшедший