Здесь же, у этих камней, двадцать лет назад, в самый жаркий, душный месяц лета, ночью, в рачий праздник, уйдя с давно заприметившим ее Вулафом в травы, она была грубо придавлена к земле и познала мужа. Придя в себя, она вырвалась и долго бегала, как козочка, у воды, словно прося у нее защиты, так что Вулаф испугался, что она уйдет к русалкам, и побежал за ней, но она спряталась от него в сырых кустах. Теплый туман, уже обещающий утро, поднимался с реки. Вулаф был сыном поселившегося здесь, спустившегося на большой лодке с верховий, из деревянного городка, варяга. В деревне, теперь сокрывшейся давно, как в воду, в призрачный поток времени, занимались семья их хлебопашеством. Срубили длинный, с пристройками дом, глядевшийся замком среди местных избушек-землянок. В него через две недели после игрищ рачьей, водяной ночи, Доброшка перешла жить к Вулафу. И в том же году, ей было четырнадцать лет, родила первенца, а на другой год – девочку, похожую на себя, с зелеными глазами. Девочка умерла, отправилась в небесное царство. И так она родила девятерых детей, из которых уцелели только три сына и одна дочка. Она вялила рыбу и мясо, жала, пряла, ткала, ходила босиком по снегу, заговаривала змеиные укусы на синие цветы. Вулаф года не дожил до сорока лет, когда начал внезапно чахнуть, на боку у него появилась дырочка, «жерло», как они ее называли, откуда, не преставая, тек гной, и он слег, и уже не вставал. Не помогли снадобье коренщицы, вещей старухи. Он умер, и его положили в ту большую лодку, на которой приплыл его отец с верховий. Лодку украсили цветами, лентами и ветками березы, нарядили Вулафа в лучшую суконную одежду, нацепили на него бесцельно пролежавшее боевое железо, узкий длинный кинжал, и приготовили немало разной снеди в горшках. Еще в молодости, у воды во время своей свадьбы, а потом в бане, когда Вулаф, посверкивая хранившими северный, жестковатый туск глазами, спросил ее: «Если я умру первым, ты пойдешь со мной в небесное царство?» – Доброшка согласилась, не раздумывая. А как бы она могла не согласиться? Что скажет родня? И жены братьев Вулафа, деверя с золовками? Так поступали почти все женщины из здешних деревень, если муж просил проводить его. Уходили вместе с дымом костра на невидимых золотых коньках в небесный мир. И сейчас она вспоминала, каким в последние дни печальным стал северный, как изморозь, свет в его потерявших силу глазах, как он смигнулслезужалостливо на одре. И он бы простил ее, если бы она испугалась, отказалась теперь пойти за ним. Но, вспоминая его взгляд, она и не смогла нарушить клятву, жалела его, как он там будет один, в небесном царстве? А в земном – будут насмехаться над детьми его жены, а теперь все трое сыновей будут величать ее, не побоявшуюся оседлать золотого, небесного конька: «Уж где же ваша матушка? Уж как нашу матушку боги взяли с боженятами!» И к той же вещей старухе, у которой весной она брала мази и пахучие лепешки для больного мужа, она теперь шла за кореньем, зельем лютым. Уже была вырезана похоронная чаша из красной ольхи для этого, погружающего в смертный