Итак, мы сталкиваемся здесь с удвоенным переносом. Перенос воспроизводится в широком («внешнем») круге, который представляет собой поле публичности, а также в его камерном формате на уровне кабинетной работы с конкретным бессознательным того или иного невротика. И как в дальнейшем будет показано, именно благодаря точке пересечения этих двух уровней психоанализ и становятся тем, что он есть. Во-первых, той невозможной практикой, которая задним числом обнаруживает свое существование в своих же собственных эффектах, в виде изменений привносимых в реальное субъекта. Во-вторых, в качестве определенной теории, определенного знания он зароняет в субъект элемент дополнительной невротизации с той стороны, где сам психоанализ довершает складывание субъекта современности. С одной стороны, невротик, в частности обсессивный, не без удовольствия включает себя, свое функционирование в аналитическую теорию. С другой – в силу определенного предрасположения, о котором пойдет речь ниже, берет эту теорию на вооружение для борьбы со своим симптомом, используя ее в качестве очередной защиты.
Опять-таки, в последействии психоаналитическая теория, разворачиваемая Фрейдом на глазах самой широкой публики, выступает в качестве дополнительной закваски, на которой доходит тесто современной субъектности. И именно это превращает симптом субъекта в материал податливый для воздействия аналитического метода. Иными словами, психоанализ и субъект, психоанализ и невроз оказываются, таким образом, коэкстенсивны друг другу. По замечанию Смулянского, «они движутся по параллельным рельсам», что, в общем-то, и делает метод рабочим.
Исходя из вышесказанного, можно констатировать, что посредством означающего Имени-Отца, соположенного с именем Фрейда – этого отцовского означающего, психоанализ, появляясь в определенный исторический момент, ретроактивно и неустранимо переопределяет как общекультурные процессы, так переструктурирует самого субъекта, в результате чего последний приобретает принципиально анализабельные свойства. Современный субъект после этого вмешательства становится потенциально подверженным и подлежащим воздействию психоаналитического инструментария.
Таким образом, этот пример наглядно демонстрирует одну из важнейших идей Лакана о принципиальной значимости не самого по себе желания, но об эффекте