и безысходных моделей в различных областях жизнедеятельности: будь то на поприще революционных свершений, в сфере администрирования и распределения власти, формах товарного производства и потребления, или же в зонах любовных, родственных и дружеских связей. Дело в том, что условно «первичная» (но ни в коем случае не нейтральная и не базовая) ситуация, в силу сопротивления поддерживаемого необратимостью, присущей ей самой, подобно невротику, упорствует в поддержании неразличимости там, где имеет место настояние, требование явить сугубое различие. Здесь вступает в игру антиномия могущества и всемогущества, характерная для навязчивости. Например, Мишель Фуко обращает внимание на то, что власть, вовсе не означает подчинения и угнетения по одной причине, – тщась реализовать свое всемогущество, проявляющееся в вездесущии, она постоянно производит локальные эксцессы утверждения власти, однако именно этими локализациями она дезавуирует свои претензии на всеобщность и всеохватность. И наоборот, властные локализации оказываются лишенными своего стержневого смысла, поскольку лишаются поддержки в лице удостоверения со стороны власти как верховной, всеобщей и моноцентричной силы. В свою очередь, эта неразличимость, связанная с подрывом удостоверяющей метафоризации и отрывом в океан бесконечной метонимии, неизбежно обусловливает тавтологичность всех суждений, представлений, идей, понятий, расцветающих на теле этой «первичной» ситуации. Когда мы пытаемся мыслить, теоретизировать, интерпретировать изнутри одной и той же парадигмы, в каком бы ее месте мы не пытались локализовать нерв текущего положения, при помощи какого бы ёмкого понятия не пытались связать либидинальную напряжённость момента, на какие бы сильные «концептуальные тела» мы не делали ставку, в конечном счёте ни одни из них не способны опознать себя в качестве метафоры. Помимо самой операционной предзаданности, всё, что в поле этой имманенции ни обнаружить, оказывается взаимозаменяемым, то есть стоящими в одном метонимическом ряду, так как, подобно означающим, элементы этого наполнения в отношении друг к другу совершенно индифферентны: все они заряжены одной и той же, в самом истоке этой парадигмы лежащей необратимостью, распространяющей своё действие в равной степени на все содержательные элементы, теоретические построения и понятийные конструкты, употребляемые и разрабатываемые в её границах.
Рис. 7
Конечно, говорить о каком бы то ни было подрыве системы, трансгрессии, преодолении наличного порядка бытия не приходится. Однако, структуралистское и психоаналитическое решение, не ведя нас по пути этого преодоления, не производя в этом отношении никакого снятия, в сложившихся обстоятельствах является единственной альтернативой тому, что мы назвали хождением по одному и тому же порочному симптоматическому кругу. Эта изобретающая (структуралистская
