И это объяснимо. Мы уже сказали, что жизнь самой психоаналитической теории подвержена тем же обсессивным симптоматическим проявлениям и перипетиям, что и отдельно взятый невротик: Фрейд то забегал в своих построениях вперёд, делая слишком поспешные заявления, то, напротив, свои объяснения слишком затягивал, то обрывал себя на полуслове, оставляя некоторые положения своей теории откровенно незавершенным, и потому беззащитными перед всякого рода вульгарным прочтением и т. д. Речь Фрейда, производимая им в погоне за успехом и признанием, целила в место публичной тревоги, и потому зачастую носила рандомный, неконтролируемый характер, не лишаясь от этого своей остроты, глубины, проницательности, и, в конечном счёте, гениальности, но подставляясь под обстрел ответного со стороны аудитории «упрощающего извращения».
На самом деле изобретение Фрейда состояло в том, что он использовал инструмент теоретической критики по отношению к уже существующему на тот момент способу критически мыслить бессознательное. Ставя вопрос о том, что заставляет его современников рассматривать бессознательное в нерелевантных ему терминах, он тем самым производил теоретическое удвоение, заводя критическое производство по поводу бессознательного на второй круг. Таким образом, осуществив вменяющее возвращение этого означающего – «бессознательное» – его первичным теоретикам, он создал прецедент репрезентации бессознательного. Другими словами, речь Фрейда как бы пародируя условно «первичный» продукт мыслепроизводства об означающем, в форме намека на то, что эти прежние фигуры мысли также бессознательны, как и сам их предмет, воспроизвела всю интеллектуальную ситуацию в области этого вопроса на новом уровне.
Пародийность же фрейдовских откровений состояла в том, что их интенция не обнаруживала претензий на преодоление инерции тех самых бессознательных процессов о которых они свидетельствовали. Ни о каком мета-уровне, который ставил бы мысль Фрейда в привилегированное в сравнении с прежними подходами положение в отношении к бессознательному не шло и речи. Фрейд лишь осуществлял замах на то, чтобы выделить в существующих теориях бессознательного то, с чем, по его мнению, было необходимо размежеваться. Однако осуществляя это пародийное «поднятие» условий мысли о бессознательном, он создавал некоторый зазор между теперь уже двумя уровнями ситуации, что с одной стороны позволяло преодолеть инерцию прежнего поля мысли, и, с другой вместить в этот промежуток технику, которая отныне позволяла с этим бессознательным что-то поделать, найти к нему какой-то рабочий доступ. Этой техникой и стал психоанализ. Преодолев за счёт введения этого второго уровня бесплодную тавтологию прежних теоретических конструкций, Фрейд открыл для бессознательного