«У него глаза маленькие, нос большой, губы толстые. А мне он почему-то нравится. Может, это потому что на меня мало кто из чужих людей смотрит по-доброму».
Внезапно Азалия показалось, что кто-то толкнул ее в спину. Обернувшись, она наткнулась на тяжелый и полный ненависти взгляд, принадлежащий худому до измождения, крючконосому старику в изрядно поношенном плаще и сильно стоптанных коротких сапогах.
– О, Боже мой! Гарнье! – ужаснулась Жаветта. – Как некстати!..
– Разве тебе неведомо, кто она? – спросил старик скрипучим голосом у заглядевшегося на Азалию парня.
– Нет… – промямлил тот. – Я не здешний…
– Она дочь изменника и шлюхи! – громогласно возвестил Гарнье.
Молодого человека тут же, как ветром сдуло.
– Дочь изменника и шлюхи! – повторил старик.
Азалия вся сжалась, а Жаветта решительно встала на ее защиту:
– Уймись Гарнье! Не забывай, что в жилах моей внучки течет и твоя кровь!..
Не дав ей договорить, старик завопил во всю глотку:
– Неправда! Наша благородная кровь потомков первых графов Тулузы никогда не смешивалась с вашей поганой кровью! А твоя бесстыжая невестка вовсе не была мне дочерью! Сатана в моем облике соблазнил мою благочестивую жену, породив на свет Люцию! Твоя невестка была отродьем дьявола, и ее дочь – дьявольское семя!
– Замолчи, Гарнье! – набросилась на старика Жаветта. – Если тебе нет дела до дочери и внучки, не позорь хотя бы себя и свою жену!
Но Гарнье продолжал изрыгать проклятия:
– Пусть горят в аду и блудница Люция, и твой нечестивый сын Готье! Их надо было не повесить, а четвертовать! Нет, их надо было привести в Нарбонну и здесь сжечь на площади! А я любовался бы этой казнью!..
Поскольку в таком людном месте, как рынок, скандальные происшествия привлекают большое внимание, то всего за несколько минут вокруг Азалии, Жаветты и бушующего Гарнье собралась немалая толпа. Многие смеялись, тыча пальцами в старуху и ее побледневшую как полотно внучку, мальчишки свистели и улюлюкали. Кто-то бросил камень, угодивший Азалии в плечо.
– Ой! – болезненно вскрикнула девушка.
Жаветта погрозила мальчишкам палкой, что еще больше развеселило зевак. Собравшиеся люди реагировали на поступок старухи, как и на выступление бродячих комедиантов – хохотом и издевательскими шутками.
Азалия уже была готова упасть в обморок, когда послышался грубый окрик:
– А ну, пошли прочь, мерзавцы!
Голос принадлежал мужчине лет сорока-сорока пяти, подъехавшему к улюлюкающей толпе верхом на прекрасном мавританском жеребце вороной масти. На смуглом лице незнакомца застыло угрюмое выражение, его высокий лоб пересекала глубокая, как борозда, морщина,