Он побеждал во всех сраженьях
И вправе жертву принести
Во имя дочери любимой,
Во имя пламенной любви,
И относился он терпимо
Ко мне, пока еще я жив.
В пустынном доме тихой ночью
Закрыты с Лейлой мы одни,
Собаки взвыли вдруг по-волчьи
И вдалеке горят огни.
Я к ней не смею прикоснуться,
Тогда с собой не справлюсь я,
И не придется мне проснуться,
И не придется нам гулять
Под звездным небом Кандагара
В тени фисташковых аллей,
Не буду темным от загара,
А буду розы я алей.
Давай, стихи я почитаю
О дивной родине моей,
У нас сейчас сосульки тают,
У лужи хитрый воробей
Поет веселые частушки,
К себе сзывает воробьих,
Года считают нам кукушки,
Как стопку веточек сухих,
Что сразу в печке прогорают
Почти без запаха и дыма,
И ветер золу разбросает,
Прибив ее дождем косым.
Я пел ей песни до рассвета,
Как был на почте ямщиком,
И снова голос с минарета
Призвал к молитве босиком.
Мы вышли с Лейлой рано утром,
Своей ее закрыл спиной,
Смотрели люди очень хмуро:
Гяур идет с своей женой.
На свадьбе люди веселились,
Любовь не ведает границ,
И наши гости не напились,
В гостях терять не надо лиц.
Мы породнили два народа,
Холодный север, пылкий юг,
Нам подсказала все природа
В стихах пустыни, песнях вьюг.
О том как жили мы подробно
Расскажет пляски нашей стук,
Собою хвастать неудобно
Скажу я вам начистоту.
Вы Лейлу видели сегодня,
Ей и сейчас семнадцать лет,
Она у нас одета модно,
Прадед-пуштун ей дал секрет.
Мне ночь не нравится
Мне ночь не нравится,
Она без звука несет в себе людей,
Как будто речкою струится
По тонким тропкам заводей.
И яркий свет убрать не может
Для всех налитой черноты
Она и в душах, липнет к коже,
Меняет чувства и черты.
И так мы ждем всегда рассвета,
Стремясь увидеть вновь себя,
И первый встречный с сигаретой
Вдруг улыбнется вам любя.
Проснемся мы с тобой под утро
Свеча сгорела поздно ночью,
Потух светящийся бокал,
Во тьме горели чьи-то очи
И продолжался чудный бал.
Мы полетели в вихре вальса
Туда, к далеким небесам,
Тебя держал за кончик пальца
И прикасался к волосам,
Что развевались в лунном свете
Огромной белою фатой,
И ты кружилась, как в балете,
И я был зритель не простой.
Я