«Герцог Луи Анжуйский, конечно, уделяет слишком много времени своей итальянской войне, – размышлял Карл, – но разве нет в его родне или в его окружении рыцарей достаточно именитых, чтобы доверить им воспитание наследников? И, кстати, сама мадам Иоланда, по слухам, более чем умна и расчётлива, и я очень склонен этому верить. За короткий срок цена её покровительства выросла во Франции настолько, что герцогиня, пожалуй, не хуже любого именитого рыцаря, справится с воспитанием кого угодно, хоть королевских детей. Образована она так, что позавидуешь, и если мне не изменяет память, сам герцог Филипп спрашивал когда-то её совета по поводу одной затянувшейся тяжбы, а Бодиньи – его придворный хроникёр – вообще заявил, что мадам Иоланда «ПО ОБЩЕМУ УБЕЖДЕНИЮ прекраснейшая и мудрейшая изо всех принцесс христианского мира»! Впрочем, она ему тогда кажется что-то подарила…
Нет!.. Нет. Совершенно ясно, что мадам нужен предлог для встречи и, второпях, она просто не придумала ничего интересней… Но зачем ей это? Союз? Для чего? Или… против кого? Или все-таки…»
От внезапно пришедшей на ум мысли показалось, что холодный ветер усилился, и герцог Лотарингский отошёл от бойницы. Раньше ему здесь хорошо думалось, но сегодня.., то ли слишком холодно, то ли тревожно… Чёрт побери, в какие тяжкие времена приходится жить! Пожалуй, стоит вернуться в замок, хоть немного, отогреться и понять, понять, наконец, чего хочет эта герцогиня!
Карл пошёл к лестнице. И башенный часовой, мгновенно приосанившись, стукнул концом алебарды об пол.
– Следи за сигнальными вышками, – бросил ему Карл.
Потом спустился в галерею, ведущую к замку, и пошёл по ней в глубокой задумчивости, сутуло, заложив руки за спину…
Четыре года назад Карл Лотарингский ездил в Бургундию, не столько повидаться, сколько попрощаться с герцогом Филиппом. Старик был уже очень и очень болен, и всё сокрушался из-за того, что оставляет слишком много власти своему сыну Жану.
– Ах, если бы тебе.., – почти шептал Филипп, стискивая слабеющими руками ладонь своего воспитанника. – Жан не будет вести себя так же умно, как мог бы ты… Он очень изменился после плена, никого не слушает, и забыл.., совсем забыл мои уроки…
Измученное телесной болью лицо совсем скривилось, и старый герцог устрашающе бессильно заплакал.
Карлу тяжело было смотреть на эту слабость.
С раннего детства воспитываясь в доме Филиппа Бургундского он привык видеть только силу, которой не переставал восхищаться. И постоянно учился и учился тому,