Гневные крики в адрес Луи Орлеанского разносились по всему замку, но мадам Иоланда, которая наблюдала за происходящим с верхней галереи большого зала, только усмехалась про себя. Зачем так много слов, думала она, если всё можно было выразить одной-единственной фразой: «Видите, господа, он первый начал!»…
– Как вы думаете, у нас начнется внутренняя война? – спросила герцогиня Мари.
Мадам Иоланда опустила глаза и откинулась в тень, на подушки.
– Посмотрим.
Что поделать, старые дворцовые привычки, от которых не избавиться уже никогда, не позволяли даже в приватной беседе с человеком, благорасположенным, показывать свои истинные мысли и переживания. И Мари де Блуа, не хуже герцогини усвоившая те же самые привычки, с пониманием улыбнулась. «О, да, мы тоже посмотрим, – подумала она. – Моя дорогая Иоланда заменит нам даже короля, если это будет необходимо для процветания Анжу, так что, думаю, внутренней войны можно не опасаться».
Дрова в камине затрещали, огонь пыхнул жарче, и герцогиня Мари поспешила укрыться за тяжелым гобеленом, отгородившим столик для умывания. Её платье, хоть и обладавшее модным декольте, все же считалось зимним, а потому было щедро оторочено мехами, не слишком уместными возле жаркого камина.
– Как у вас душно, дорогая, – воскликнула она, обмахиваясь обеими руками.
– Увы, – вздохнула мадам Иоланда, – мой врач на этом настаивает и не велит открывать окна. Надеюсь, заточение в спальне продлится недолго – я так скучаю в этой изоляции… Возьмите на столике веер, вам станет легче.
Герцогиня Мари подхватила прямоугольное опахало итальянской работы, больше похожее на флажок, расправила юбки, устраиваясь на складном стульчике у окна, и вдруг вспомнила, чем ещё можно развлечь заскучавшую без новостей подругу.
– А знаете, – заговорила она, оживленно обмахиваясь, – поговаривают, что его светлость Карл Лотарингский окончательно запутался в тяжбе из-за города Нефшато с Луи Орлеанским, да к тому же, разругался с Жаном Бургундским, и при дворе теперь гадают, окажет ли герцог Жан хоть какую-то помощь своему давнему союзнику, или будет ждать, когда его об этом попросят.
– Вот как… – безразлично заметила мадам Иоланда, но глаза её при этом так сверкнули, что, останься герцогиня Мари на прежнем месте, она бы заметила это даже в темноте алькова.
Однако, холодного январского света сквозь слюду оконца пробивалось слишком мало, а тяжёлый балдахин, нависающий над кроватью, совершенно топил в тени всё, что под ним находилось, поэтому, когда мадам Иоланда ровным голосом добавила: «Очень интересно.