С откровенным удовольствием обозрев соседку Костика с ног до головы, он с грациозностью медведя склонился и, не успела Аделаида Вильгельмовна отдернуть руку, как к ее кисти с громким чмоканьем приложились губами. Соседка покраснела и попыталась высвободиться. Полковник тем временем метнул в Костика строгий взгляд, и так же строго сказал:
– Чего стоишь, лейтенант? Принимай гостей.
– Я… Иван Александрович, я…
– Не понял… – Бугаев отпустил руку Аделаиды Вильгельмовны и тяжело задышал, продолжая сверлить Костика все тем же строгим взглядом. – Новоселья что, разве не будет?
Теперь покраснел Костик. Он как-то и не подумал, что полковник может запросто зарулить к нему в гости. Хотя, чего там. Ведь он сам и выхлопотал ему эту квартиру.
– Я… товарищ полковник, я… – опять жалко залепетал он. – Понимаете, моя комната оказалась заперта, а ключи… – Он собрался с духом. – А ключей вы мне так и не дали.
Какое-то время полковник не отводил от Костика недоуменного взгляда, а тот старался выдержать его, не моргнув.
– А ломать не пробовал, опер? – наконец с усмешкой поинтересовался Бугаев. – Замок потом новый поставишь, всего и делов. А можешь и этот оставить. Подремонтируешь потом дверь, и все.
– Да я…
– О, господи, ну вот что с такими делать, – словно апеллируя к Аделаиде Вильгельмовне, сказал полковник. И, вздохнув, опять с удовольствием окинул опять зардевшуюся соседку Костика откровенным мужским взглядом. – И это мой лучший опер… Ладно, показывай, где твоя конура.
Костик подвел его к своей комнате и неуверенно сказал:
– Я, вообще-то, как раз у Аделаиды Вильгельмовны про инструменты спросил, только вот не успел ничего предпринять. Тут вы пришли.
– Инструменты? Какие инструменты? – нахмурившись, переспросил Бугаев. Сообразив, он опять вздохнул и отстранил Костика легким движением лапы, которой, наверное, мог бы при надобности сдвинуть и слона. Не успел Костик опомниться, как Бугаев встал, примериваясь, перед дверью, потом сделал решительный шаг вперед, и дверь, снесенная мощным плечом, с оглушительным треском ввалилась внутрь вместе с не удержавшим равновесия полковником. – А ты говоришь, инструменты… – проворчал он, с кряхтеньем поднимаясь сначала на колени, затем вставая на ноги. Он принял у Костика поднятую с пола фуражку, пару раз стукнул ее, отряхивая, о ляжку, и, оглядевшись, небрежно бросил ее на старую тумбочку у входа. Комната оказалась не пустой.