Мы вываливаемся в котловинку самого истока какого-то ручья. Здесь – влажно и бамбук уступает место лопухам.
– Так! – я коротко оглядываюсь на Александра, – Это один из притоков Ночки!
– Почему, Ночки? – сразу интересуется, въедливый Труберг.
– Он течёт вправо. Значит – к Ночке, – коротко формулирую я, свою мысль.
Моя голова занята прощупыванием окрестностей, нам важно не столкнуться с кем-нибудь из медведей.
– Хм! Как, в лесу, всё просто! – разглагольствует, за моей спиной, Труберг, – Всё, что течёт влево – к Тятинке! Всё, что течёт вправо – к Ночке! Не заблудишься!
– Хм! Ну, да! – с сарказмом, хмыкаю я, настороженно прислушиваясь и приглядываясь к окружающему нас бамбуковому пихтарнику, – Как-то, так…
Через полчаса, мы стоим в небольшой вмятине рельефа, с родничком посередине. Это – самое начало распадочка будущего ручья. Вокруг нас – массовые поеди растений. Здесь кормился медведь. Или – медведи. Я приступаю к своей работе. Труберг стоит, ждёт…
– Блин! – чертыхаюсь я, – Я работаю звездочётом!
– Да? – оборачивается на мой голос Труберг.
– Как?! Столько чисел, можно в уме держать?! – раздражаюсь я, – Сейчас, у меня в голове четыре графы – белокопытник, лизихитон, симплокарпус и бодяк. Я считаю поеди. И в голове, по графам разложено, например, «восемнадцать, девять, восемь, один». Вот, очередная покопка лизихитона! И в голове – «восемнадцать, десять, восемь, один». Впереди – четыре скуса белокопытника и один скус бодяка! Теперь в моей голове стоит «двадцать два, десять, восемь, два»… Сейчас, одного только белокопытника, я уже насчитал семьдесят шесть черешков! При этом, я должен постоянно озираться по сторонам и прислушиваться!
– Нуу…, – задумывается Александр, над моей проблемой, – А, ты – записывай почаще! Обнуляй, так сказать, счёт!
– Да, я и так! – развожу я, руки в стороны, – Кормёжку обсчитаю – записываю… Всё-равно, от цифр голова трещит!
– Ты – до конца кормёжки не доходи! – советует Труберг, – Раньше обнуляйся!
Сегодня, в питании медведей, вырисовывается явное преобладание белокопытника. Причём, такая картина – повсеместна. Вот, на Ночке – на медвежьих кормёжках, я насчитал только три скуса соссюреи и один – бодяка, а белокопытника – сто пятьдесят!..
Тятинский дом. Семнадцатое мая. Очередной рабочий день подходит к концу. Мы, в паре с Трубергом, сваливаем к нашему дому, с верховий Тятиной. Смотровая тропа стелется под ноги…
Я резко останавливаюсь. Передо мной, на краю уходящего далеко вниз, крутого склона борта речной долины, прямо у тропы, устроена медвежья лёжка! Хвойно-моховая, лесная подстилка содрана и во влажной и прохладной почве выкопано углубление. Это горизонтальная площадочка, такая – чтобы, только, уместиться хозяину.
– Смотри-ка! Маскировка – прежде всего! – хмыкаю я, – Он сделал лёжку так – что, находясь на ней, он находится