Солнце, на небе, уже перевалило за полдень. Командирские часы, на моей руке, показывают половину третьего. Шагая рядом со следом медведя, мы выходим на протянувшуюся по берегу ручья проталину. Я тщательно её осматриваю…
И отыскиваю три, скушенных этим медведем, ростка белокопытника! Всего три…
– Не густо. Белокопытника на проталине полно, а он – всего три штуки съел, – рассуждаю я, шагая дальше, – Видно, не голодный.
– Может, мы его и сорвали! – возражает Казанцев, – Не дали размахнуться…
К вечеру, мы уходим с Саратовского кордона, добираемся до своего Тятинского дома.
На следующий день, у себя на Тятино, мы закладываем круговой маршрут по ближнему лесу…
И практически сразу, рядом с нашим домом, в ольховнике Банного ручья, натыкаемся на след молодого медведя!
– Это – наш, местный, – улыбаюсь я, – Мы живём на его участке.
– Угу, – соглашается Казанцев.
Просторы сырого ольховника забиты метровым слоем снега! В узких, снежных траншеях звонко журчат, не замерзающие всю зиму, ручейки… Наш медведь бродил прямо по воде этих ручейков! И выкапывал лизихитон из сочащейся талой водой дернины их берегов. Насчитав восемнадцать покопок, мы бросаем след и уходим в своём направлении…
За ольховником, посреди обширных пустырей будущего высокотравья, от снега уже очистилась обширнейшая поляна! Нас привлекает площадка свежей почвы. По ходу движения, мы подворачиваем к ней…
На чистой земле, я внимательно разглядываю отпечатки маленьких, словно кошачьих, лапок.
– Соболь?! – удивляюсь я, – А он то, что тут наворотил? Сколько земли! Прямо, раскопками занялся!
– Нет! Он на мышей охотился! – смеётся Казанцев, трогая чёрным носком своего болотника соломенный шарик мышиного гнезда, валяющийся рядом…
По обширным полянам, то здесь, то там, нам встречаются покопки лисиц. Их довольно много.
– Мышкуют! – улыбаюсь я, сторожко «стреляя» глазами по сторонам…
А вот! На снегу – след зайца! Мы тут же подворачиваем к нему.
– Свежий!
– Ну. Прямо перед нами проскочил! – улыбаюсь я.
– Кийяяяя!
– Канюки! – вздёргиваюсь я.
– Ага! – кивает Казанцев, – Вон, они!
– Кийяяяя!
Тонко и отрывисто взвизгивая, над хвойным лесом, что у нашего Тятинского дома, кругами ходят два сокола. Птицы очень светлые, почти белые… Чуть погодя, один за другим, канюки снижаются над хвойником и усаживаются на одну из пихт. Я опускаю свой бинокль…
Мы огибаем заснеженные ольховники по полянам. Здесь, снега – гораздо меньше, всего сантиметров двадцать. На белейшем снегу, перед моим болотным сапогом, красуется сгусток кладки лягушки! Я удивлённо оглядываюсь по сторонам – но, поблизости нет ни малейшей проталинки! Не говоря уже о том, что лягушке нужна, для этого дела, хотя бы небольшая лужица.
– Хм! Лягушачья икра! – хмыкает из-за моей