Я свалился на пол. Стал ползти к двери, из-под которой пробивался теплый свет с кухни. Свет, который не предвещал ничего опасного.
Я услышал скрип пола у себя за спиной. Пот стекал по лбу, из груди рвался крик ужаса. Этот крик начал будто разрывать легкие на части. Я почувствовал, как кто-то резко придавливает меня к полу.
Все это время в комнате кто-то был. Он наблюдал и выжидал, когда я приму жалкие попытки спасти отца.
Я не смел оглянуться назад. Казалось, если сделаю это, сердце разорвется от страха. Тело, дыхание и жалкий голос дрожали в унисон. Я ждал, когда он уберет ногу и вонзит мне в спину нож, и тогда я перестану слышать шум в папиной комнате, не узнаю его трагическую судьбу и не увижу больше Данила. В тот момент от безысходности я желал укрыться от этого ужаса в любых объятиях. Даже в объятиях Аниты.
Удары за стеной прекратились вместе со стонами отца. Я посмотрел туда, где секундами ранее еще слышал его голос, служивший знаком, что он еще жив, что он рядом, борется за наши жизни.
Дверь открылась. Меня била дрожь, но я поднял взгляд. Высокий человек, облаченный в черное: маска, брюки, рубашка.
Это они. Это ШМИТ.
Он провел ладонью по шее.
Что это значит? Что означает этот жест?
Я знал ответ, но не желал его принимать. Этого не может быть. Почему так произошло? Разве человек не получает то, что заслуживает? Разве мой отец заслужил такую судьбу?
Это я виноват.
Я мог изменить наши судьбы. Наши жизни были в моих руках. Если бы тогда я написал отцу о ШМИТ, если бы Данил рассказал папе о них, этого бы не произошло.
Давление на спину спало. Заскрипел пол, и мимо меня прошел тот, кто находился в комнате с самого начала. Мужчина из коридора раскрыл дверь, и они вместе с двумя другими направились к выходу.
Я не верил, что это закончилось. Разве они пришли не за моей жизнью? Так почему уходят? Ведь вот же я!
Папа… Папа… Папочка! Я пополз к нему. Перед глазами все расплывалось от пелены слез, крупные капли катились по щекам. Я почти добрался до его двери. Она была слегка приоткрыта.
Вдруг я почуял запах горелого со стороны кухни. Оглянувшись, увидел, как пылают занавески и жадный огонь стремительно охватывает все вокруг. Тогда я понял, что за шум слышал на кухне. То был разливающийся керосин.
Это конец.
До двери в комнату папы было четыре шага. Я хотел умереть рядом с ним. Ни о чем другом больше и не думал.
Но дым охватил уже весь коридор. Черной копотью покрывались стены, плавилась техника, горела мебель, цветы на тумбе за считаные секунды погибали от языков пламени, что тут же охватывал тумбу.
Я начинал задыхаться.
Еще три шага. Три несчастных шага, и я буду там, рядом с папой. Он еще жив. Он жив, он должен быть жив!
Я осознавал, что во мне пробуждается эгоизм: пусть